Искушение ночи   ::   Джойс Лидия

Незажженная масляная лампа на ночном столике была единственной уступкой современности.

Интересно, подумала Виктория, какое поколение управляющих Рейберна заказало синие перья для полога, и кто из женщин Рейберна вышил цветы и мифических животных на занавесях у кровати и на покрывале? Комната выглядела такой же мрачно таинственной, как и ее хозяин. Виктории стало ужасно одиноко.

Что задержало Дайер?

Время обеда еще не наступило. Ей нужно просто подождать, не важно, что она одета в неуклюжее дорожное платье и что потолки в комнате тонут в полумраке. У нее есть по крайней мере масляная лампа. Если бы ее оставили со свечой или, не дай Бог, со светильней с фитилем из ситника или с факелом, то до появления камеристки нервы у нее наверняка сдали бы.

Виктория подошла к дымному огню, мерцающему в камине, стянула с себя замшевые перчатки и протянула руки к ленивому пламени. Когда окоченевшие пальцы согрелись, она снова принялась рассматривать комнату. Она очень напоминала герцога. Холодная. Неприветливая. Странно красивая.

Никогда в жизни у нее не бывало таких тревожных встреч. Она чувствовала себя так, словно вальсирует на зыбучем песке, но каким-то непостижимым образом не тонет в нем. Хорошо, что она не стала льстить ему, как намеревалась вначале. Герцог не хотел никакого раболепия: он жаждал вызова. И получил его, подумала Виктория, вновь ощутив раздражение.

Виктория вздохнула. Гнев ее умер, едва родившись. Она сделала выбор, и неделя в обществе герцога по-прежнему казалась ей скорее возбуждающей, чем омерзительной. Очень скоро она снова окажется в объятиях мужчины, который, по слухам, умеет ублажить женщину. При мысли об этом она слегка вздрогнула. Если эти слухи окажутся правдой... Но как же другие? Он, конечно, человек странный, говорят, что у него наследственное слабоумие, а также физические дефекты. Все это казалось Виктории слишком гротескным и мрачным.

Жаль, что они не встретились раньше, в те дни, когда он был завсегдатаем лондонских гостиных. Их пути ни разу не пересеклись. Он дружил с ее братом, а она упорно держалась за собственный, более консервативный, круг. Но пока Виктория не заметила в герцоге ничего зловещего. Он отличался врожденной надменностью и склонностью к меланхолии. Интересно, вдруг подумала она, улыбается ли он когда-нибудь, и попыталась себе представить, как его лоб светлеет, а в изменчивых ореховых глазах вспыхивает радость.

Ее мысли перешли с герцога на его поместье. Если оно было одним из разрушающихся замков, так часто встречающихся в светских романах, за огромным ковром непременно должна быть потайная дверь, ведущая в древние глубины этой мрачной крепости по лабиринту мрачных коридоров. Некоторое время она стояла и смотрела на стену, уговаривая себя не быть смешной, но ей все больше становилось не по себе, и она решила проверить. Виктория прошла по комнате, стуча каблуками. Она смотрела на ковер, пытаясь убедить себя в том, что там ничего нет. Бесполезно.

Вздохнув, она подняла ковер с одной стороны и увидела серый камень. Подняла с другой – опять ничего. Никаких очертаний двери, никаких подозрительно глубоких трещин, никаких ниш в стене. Чувствуя наполовину разочарование, наполовину облегчение, она отвернулась.

Мокрое платье, о котором Виктория забыла в присутствии герцога, причиняло все больше неудобств. Куда девалась Дайер? Она дернула за шнур звонка у кровати, надеясь вызвать горничную или другую служанку, которая помогла бы ей раздеться.

Виктория положила договор на ночной столик и в ожидании устроилась у окна на каменной скамье, обитой чем-то мягким. Даже при слабом свете камина из-за отражений на оконном стекле трудно было рассмотреть темный двор.