Энн в Инглсайде   ::   Монтгомери Люси

Она закрывает вид, и я столько раз ему говорила, что хорошо бы ее срубить. А он отвечает: «Срубить такое замечательное дерево только потому, что оно закрывает вид?» Так что ива стоит себе где стояла, и я не могу отрицать, что это очень красивое дерево. Поэтому мы и назвали наш дом «Ферма Одинокой Ивы».

— Теперь я рада, что у нас такой просторный дом — в маленьком доме наша семья просто не поместилась бы. И дети любят свой дом, хотя они еще маленькие.

— Они такие очаровашки! — Диана исподтишка отрезала еще один «ма-а-аленький кусочек» шоколадного торта. — У меня тоже неплохие дети, но твои какие-то необыкновенные… А близнецы до чего хороши! В этом я тебе завидую. Мне очень хотелось близнецов.

— Ну, близнецы мне, видно, просто на роду написаны. Только жаль, что они совсем не похожи друг на друга. Нэнни — хорошенькая шатенка с карими глазами и чудным цветом лица. Но Джильберт больше любит Ди — потому что у нее зеленые глаза и кудрявые рыжие волосы. Любимчик же Сьюзен — Джефри. После его рождения я долго болела, и он оказался полностью на ее попечении. По-моему, ей теперь кажется, что Джефри — ее собственный ребенок. Она называет его «мой смугленочек» и жутко балует.

— А он еще такой малыш, что можно ночью тихонько прийти посмотреть, не скинул ли он одеяло, и укрыть его снова, — с завистью в голосе сказала Диана. — Моему Джеку уже девять лет, и он мне этого больше не позволяет. Говорит, что уже большой. Как жаль, что дети так быстро растут!

— Мои, слава Богу, еще не считают, что они большие. Но я заметила, что с тех пор как Джим пошел в школу, он уже не хочет, чтобы я держала его за руку, когда мы идем по улице, — вздохнула Энн. — Но пока еще и он, и Уолтер, и Джефри хотят, чтобы я целовала их на ночь. Для Уолтера это своего рода ритуал.

— И тебе пока не надо беспокоиться о том, кем они станут, когда вырастут. Джек вот заявил, что когда вырастет, станет солдатом… Подумай только — солдатом!

— Я бы на твоем месте не волновалась по этому поводу. Потом у него появится другое увлечение, и он забудет про солдата. Джим заявляет, что станет моряком, как капитан Джим, в честь которого его назвали. А Уолтер проявляет склонность к поэзии. Он отличается от всех остальных. Но все они любят деревья и обожают играть в так называемой «Лощине». Это такая лесистая низина позади нашего сада, где масса извилистых дорожек, а внизу течет ручей. Собственно говоря, в ней нет ничего особенного, но если для всего Глена это — просто «Лощина», для моих детей это — сказочная страна. Я так рада, что завтра вернусь в Инглсайд и буду рассказывать детям сказку на ночь, и хвалить папоротники и кальцеолярии, которыми так гордится Сьюзен. Она считает, что на папоротники у нее легкая рука. Их-то я восхваляю совершенно искренне… но кальцеолярии! Они, на мой взгляд, вообще не похожи на цветы. Но я ни разу не сказала и не скажу этого Сьюзен — зачем ее обижать? Стараюсь как-нибудь обходить эту тему. Пока что это у меня получалось. Сьюзен — это моя опора! Не представляю, что бы я без нее делала. А я еще, помнится, говорила Джильберту, что не хочу, чтобы в доме были посторонние. Да, мне очень хочется домой, но одновременно мне жаль уезжать из Эвонли. Здесь так красиво… и здесь Марилла… и ты. Наша дружба — это такая замечательная вещь, Диана.

— Да… и мы всегда… то есть… я не умею говорить так, как ты, Энн… но мы остались верны своей клятве «быть друзьями до гробовой доски», правда, Энн?

— Да, остались и никогда ей не изменим.

Энн взяла Диану за руку, и они долго сидели молча. На траву легли длинные вечерние тени. Солнце село, небо, которое виднелось в просветах между задумчивыми деревьями, стало из розового сиреневым, потом бледно-серым. Вечерний воздух звенел посвистом малиновок.