Это неистовое сердце   ::   Роджерс Розмари

Думай, говорю я тебе! Что случилось потом? А если малыш выжил? Помнишь, когда пришла Илэна отдать тебе сына – разве ты дал ей хоть слово сказать? Решил, что она говорит о ребенке, которого носила в то время? И почему шаман племени апачей, дед Илэны, сказал, будто сам Алехандро Кордес обвинял Люкаса в смерти матери? Улика, Тодд Шеннон, улика! Именно шаман раскрыл тайну Гаю Дэнджерфилду, и это одна из причин, почему тот должен был умереть раньше срока, до того, как успел предупредить тебя и Люкаса! А если нужны еще доказательства – открой ладанку, которую Корд носит на шее! Там найдешь серебряный образок, который он носил, когда апачи приняли его, образок, принадлежавший его матери!

В глазах Тодда внезапно отразилось такое ужасающее сомнение, что мне стало почти жаль его, но он все-таки не был убежден. Впервые в жизни Тодд Шеннон боялся, обнаружив, что был загнан в угол, поставлен перед потрясающими душу фактами, и не знал, что делать.

Он разрезал ножом мешочек, на ладонь упал помятый серебряный образок, и, взглянув в лицо сына, которого ненавидел всю жизнь и едва не убил, этот сильный человек зарыдал.

Как спокойно я пишу сейчас все это, подойдя почти к концу всего, что мне известно, ведь ничего еще не кончилось, и нужно ждать и терзаться страхом, и только дневники немного отвлекают меня и мои мысли от того, что может произойти.

Судебный процесс почти закончился. На него съехались репортеры со всех концов Америки. Меня обливали грязью, мной восхищались. Беременность к тому времени стала заметной, и им не терпелось обнаружить, кто отец ребенка и при каких обстоятельствах погиб мой муж, – вот уже несколько недель обитатели Санта-Фе лопались от любопытства.

Тодд и мистер Брэгг находятся в зале суда. Мне сообщили, что даже Илэна Кордес покинула свое убежище и приехала в Санта-Фе.

Только неделю назад полковник Пойнтер без лишнего шума зарегистрировал наш с Люкасом брак, перед отъездом Люкаса в Санта-Фе, но и сейчас, слыша имя Илэны, я боюсь… как всегда. Что они скажут друг другу? Люкас признался только, что они поссорились, когда он узнал от Монтойа, на какую хитрость пошли эти двое, чтобы увезти меня. Тогда он в ярости уехал от Илэны. Но ведь сам Монтойа говорил мне, что Люкас и Илэна часто ссорятся, а Люкас всегда возвращался к ней. Почему я только об этом и думаю?

В тот момент, как я написала эти слова, мой малыш зашевелился во мне. Мой… и… я почти боюсь назвать его нашим… ведь та ночь с Рамоном…

Но Люкас не позволяет мне говорить об этом.

– Малыш – наш, и только наш, – твердо сказал он в последнюю ночь, когда мы были вместе, и заглушил поцелуем все, что я хотела сказать.

Слишком много страхов и сомнений, когда его нет рядом… как часто я плачу в последнее время… все из-за беременности. Господи, надоело постоянно слышать ото всех этот довод!

Что мы будем делать после суда… если это «после» настанет? Люкас отказывается разговаривать с Тоддом – не так легко забыть годы ненависти. Но Тодд? Ведь ему нужен наследник, чтобы править королевством, которого так долго добивалось столько людей. Только Люкасу это не нужно.

– После того как все кончится, если они решат не вешать меня, можешь выбирать, остаться здесь или быть со мной, там, куда захочу отправиться.

Говоря это, Люкас был похож на того подозрительного незнакомца с жестким, замкнутым лицом, которого я встретила однажды ночью. Что мне делать? Боже, как я устала от бесконечных путешествий!

На этом месте я вчера закончила писать и решила натереть мебель воском и как следует все убрать, чтобы хоть чем-то заняться, а также разложить по порядку дневники и бумаги отца.

А сегодня… сегодня нашла пропавшее дополнение к завещанию, завалившееся за ящик стола, где лежали дневники. Так вот что искал Марк, вот почему вылил настойку опия в полупустую бутылку бренди, стоявшую у отца под рукой… и нанял убийцу, чтобы расправиться с мистером Брэггом на тот случай, если именно он нашел документ. Именно Марк заплатил Парди за убийство Тодда.

Я прочитала бумагу несколько раз. Скольких страданий можно было бы избежать, найди я ее тогда! Отец действительно знал, что Люк – сын Тодда, но поклялся молчать.