Клуб холостяков   ::   Стил Даниэла

Я ее даже чувствую, – с озабоченным видом пожаловался Грей, расправляясь с яичницей и тостом в надежде успокоить желудок. Голова у него раскалывалась. Но «Унтерберг» возымел свое действие. Адам и под пыткой не смог бы впихнуть в себя такой завтрак. А вот Грей регулярно употреблял горькие настойки, и эффект был. И, к счастью, ни один из троих не страдал морской болезнью. – Я старше вас обоих. Если мы не сбавим темп, это меня убьет. Или танцы доконают. Черт, что-то я совсем не в форме.

Грею только что стукнуло пятьдесят, и выглядел он заметно старше своих друзей. Чарли в свои сорок шесть сохранил что-то мальчишеское, отчего казался лет на пять, а то и десять моложе, а Адаму было только сорок один, и он пребывал в отличной форме. В любой точке земного шара и при любом объеме дел он каждый день истово занимался на тренажерах. Он уверял, что только так может справиться со стрессами. Грей же никогда собой не занимался, спал мало, ел еще меньше и, как и Адам, жил работой. Часами стоял у мольберта. Думал, мечтал и дышал одним искусством. Он был ненамного старше друзей, но выглядел на свои годы, главным образом из-за копны вечно торчащих седых волос. Женщины, с которыми он встречался, находили его привлекательным и нежным, по крайней мере вначале, но потом оставляли его.

В отличие от Чарли и Адама, женщины его не волновали, и Грей не предпринимал никаких усилий, чтобы изменить свою холостяцкую жизнь. Он существовал в своем собственном мире, и женщины находили его сами, как почтовые голуби. Он, как магнит, притягивал к себе женщин, которых Адам называл психопатками. С чем, правда, сам Грей никогда не соглашался. Все его подруги либо только что закончили курс лечения, либо были на подходе. И почти каждая имела несчастье связаться с типом, который, выставив женщину на улицу, продолжал ей докучать своими звонками. Грею всегда удавалось их спасти, и независимо от их внешних данных он давал им кров – «хотя бы на две-три недельки, чтобы они встали на ноги». До постели, как правило, доходило много позже. На ноги-то они в конце концов вставали, только не на свои, а на его. Он крутился, как белка в колесе, занимался для них готовкой, уборкой, заботился о них, искал им врачей и психотерапевтов, устраивал в реабилитационные центры либо сам пытался спасти их от пьянства. Подбрасывал им деньжат, а сам едва сводил концы с концами. Они находили у него безопасное пристанище, доброту и утешение, он отдавал им всего себя – но при одном условии: если у них не было детей. С детьми Грей общаться не умел. Они приводили его в ужас, причем так было всегда. Дети служили напоминанием о его непростом детстве, а вспоминать о нем Грею не хотелось. Общение с детьми или с семьями, имеющими детей, лишний раз напоминало ему, насколько ущербной была жизнь его собственных родителей.

Женщины, с которыми Грей знакомился, поначалу не производили впечатление неблагодарных тварей и даже уверяли, что всю жизнь будут ему признательны. Они были классические неумехи, как правило, истерички, и в их жизни царила полная неразбериха. Его романы длились от месяца до года. Грей устраивал своих женщин на работу, приводил в порядок, представлял людям, готовым помочь, и всякий раз они либо оказывались в клинике или психушке, либо уходили от него к кому-то другому. У него никогда не возникало желания жениться, но появлялась привязанность, и, когда спустя некоторое время они уходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не было неожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякий нежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетят из гнезда.