Князек   ::   Хэррод-Иглз Синтия

Часовня стоила мне куда больше, нежели я предполагал, а на больницу потребуются средства, которыми я в данный момент не располагаю.

Джеймс кивнул:

– Очень хорошо, я подожду. Но ни о чем не забуду.

Королева скончалась в ноябре.

– Она до последнего момента верила, – говорила Нанетта, – что в ее чреве растет ребенок.

Елизавета подняла от шитья полные горя глаза. Нанетта в сопровождении Мэри и Одри была приглашена к ней в усадьбу Морлэнд. Елизавета недавно разрешилась еще одним сыном – светловолосым малышом, которого нарекли Артуром. Сейчас он лежал на подушечке у ее ног. Елизавета выглядела усталой и бледной после недавних родов, а черное испанское платье (такие носили все дамы высшего света) еще больше подчеркивало ее бледность.

– Несчастная женщина, – промолвила она, взглянув на младенца, – тяжело выносить дитя, но еще тяжелее тщетно желать его...

Нанетта кивнула:

– Не могу забыть ее в молодости, до того, как она была лишена наследства. Такая прелестная молодая женщина, обожала танцевать и петь... Король Генри специально просил ее танцевать перед иностранными посланниками. Он обожал ее – несмотря на то, что она родилась девочкой...

Кэтрин, сестра Нанетты, приехавшая из усадьбы Баттсов в Лендале с первым визитом, сказала жестко:

– Когда я думаю о покойной королеве, я вспоминаю вопли несчастных христиан, которых она заживо сожгла, – и радуюсь, что ее постигла кара Господня...

– Она сделала это ради спасения их душ, а не для собственного удовольствия, Кэтрин!

– Для того чтобы доставить удовольствие мужу... – начала было Кэтрин, но Елизавета нежно вмешалась:

– Тетя Нэн, ведь не думаете же вы в самом деле, что сжигать людей – это правильно? Вы ведь не верите в то, что так можно спасти их души?

– Не знаю, – отозвалась Нанетта. – Королева верила в это всем сердцем.

– Но если это правда, то ты должна желать мне подобной смерти, – ответила Елизавета очень тихо. Она устремила взгляд на Нанетту.

– И мне, – прибавила Кэтрин. Баттсы по натуре были куда более реформистами, нежели Морлэнды, и муж Кэтрин склонял ее к протестантизму, а она была куда послушнее, чем того хотелось бы Нанетте.

– Кстати, – вступила в разговор Мэри Сеймур с проницательностью, неожиданной для столь юного существа, – а что же твой дорогой учитель Крэнмер?

Глаза Нанетты наполнились слезами. Смерть ее духовника и исповедника, милейшего Тома Крэнмера была для Нанетты тяжелым ударом. Смерть эта казалась такой дикой, в этом была какая-то злая ирония – ведь он пережил царствования короля Генриха, короля Эдуарда, и почти все время правления королевы Марии. Если бы он дожил до воцарения Елизаветы, он удостоился бы великих Почестей!

– Бедный Том! – сказала она. – Разумеется, я не хотела бы, чтобы ты сгорел! Думаю, пора нам оставить этот разговор – пусть Господь рассудит. Я не верю в то, что он желает, чтобы мы терзали и убивали друг друга – какие бы на то ни были причины. Нам не дано читать в людских душах...

– А королева Мария считала, что владеет этим даром, – заметила Кэтрин. – И несомненно, что новая владычица, Елизавета, посчитает это своим прямым долгом. Ну, мы-то еще в безопасности – а ты, Нэн? Что будет с тобой, если она обнаружит, что ты тайная папистка?

Нанетта удивленно воззрилась на сестру – в ее голосе отчетливо слышалась злость, что шокировало и привело в смятение Нанетту. Она знала, что дом Баттсов – это место встреч наиболее ярых протестантов Йорка, но не думала, что ее родная сестра подхватила эту заразу. Прежде чем она обдумала ответ, Елизавета заговорила снова.

– С тетей Нэн ничего дурного не случится. Принцесса никогда не причинит ей зла.