Красавица и шпион   ::   Лонг Джулия Энн

– А я ведь говорил тебе, чтобы не приезжал в Лондон.

– Клянусь вам, сэр, что закончу книгу. Я сам этого очень хочу. – Это была чистая правда.

– Никакая книга не нужна, Кит.

Воцарилась тишина.

– Что, простите? – растерянно спросил Кит.

– В книге не было необходимости. Просто... – Герцог отвернулся и прошелся по комнате, потом остановился перед семейным портретом. Он мягко улыбнулся ему, видимо, вспоминая, как приходилось позировать. – Я тревожился о тебе, сынок. Ты казался... потерянным. Погряз в сомнительных удовольствиях. Стал слишком беззаботным, но был несчастен, и сам того не понимал. Отцы замечают подобные вещи.

Кит понимал, что должен быть тронут до глубины души. Но...

– И вы поэтому грозили мне Египтом?

Герцог миролюбиво взглянул на сына.

– Я решил, что тебе полезно будет на время удалиться от «общества» и разобраться в самом себе. Может быть, даже завести новый, не такой опасный роман. Но я знал, что ты не уедешь из Лондона, если я не поставлю вопрос ребром... и я придумал эту книгу. И тут... – герцог чуть помедлил, и в голосе его послышалось легкое удивление, – ...ты снова превзошел все мои ожидания. Но ты никогда ничего не делал наполовину.

Отец торжествующе улыбнулся, словно хотел сказать: «Я твой отец, и потому умнее тебя».

Кит лишился дара речи. Его чертов отец просто-напросто надул его. Ему одновременно хотелось задушить его и упасть перед ним на колени с изъявлениями благодарности. Но он умел проигрывать.

– А славная, однако, работа, Кристофер. Твои записи так же хороши, как эти рисунки?

– А вы сомневаетесь? – спросил Кит.

Отец усмехнулся.

– Тогда тебе следует закончить книгу. Она вполне достойна быть напечатанной... хотя бы ради этих рисунков. Правда, кое-какие я все же не стал бы вставлять в книгу.

– Тех мышек? – спросил Кит.

Отец наконец рассмеялся. Он посмотрел на альбом, затем снова на сына и покачал головой. Киту потребовалось все его самообладание, чтобы не покраснеть, хотя он не мог вспомнить, когда последний раз краснел.

– Какая она, Сюзанна?

Черт! Как ненавидел Кит подобные вопросы. Когда он думал о Сюзанне, слова куда-то улетучивались.

Но отец, должно быть, прочел ответ на его лице и мягко рассмеялся.

– Ничего, сынок. Эти рисунки говорят за вас. Мне трудно выразить словами, как я за тебя рад.



Эпилог

Она обрезала с куста увядшие розы, когда налетел ветерок, маленький северный сюрприз, и она зажмурилась и позволила ему обвить свою шею прохладным шелковым шарфиком. Влажные ветры сирокко дуют в Италии ранней осенью. Они напоминали о том, что она не местная и эта страна никогда не станет ей родной, несмотря на прожитые здесь семнадцать лет. Она любила Англию, где родилась и выросла.

Италия прекрасна, она наслаждалась здесь свободой, но любое место, если это не дом, казалось ей тюрьмой.

За годы боль превратилась в постоянно звучащий унылый мотив. Она привыкла жить с этой болью, как привыкают жить без ампутированной ноги, руки, любой части тела. Она снова научилась смеяться и даже могла испытать легкий всплеск влечения. На нее по-прежнему оборачивались, хотя возраст уже давал о себе знать. В тесном кругу знакомых ее знали как вдову, безупречно несущую свой вдовий крест.

В первые годы она позволила себе написать два письма, продиктованных, конечно же, эгоизмом. Она их не подписала и понимала, что, послав их, все равно что наставила на Джеймса – или на саму себя – пистолет. Но тоска и боль были так сильны, что порой она готова была умереть, пожертвовать Джеймсом или кем-то другим ради крохотной информации о своих девочках. Джеймс ответил ей только раз: «Они в безопасности». Он был, конечно, прав, что не поощрял ее писать. Ему и самому было нелегко оттого, что он ничем не мог ей помочь.