Любовный компромисс   ::   Хауэлл Ханна

Верно, какая-то злая сила заставила ее покинуть родной Бостон, подумала Эмили, и тотчас же недовольно поморщилась, припомнив, как она радовалась письму брата, в котором тот приглашал ее к себе, в быстро растущий город Локридж. Тогда она решила, что Господь внял наконец ее мольбам.

Брат писал, что она могла бы учить в школе детишек, и Эмили это предложение показалось необычайно щедрым. Да она согласилась бы на что угодно, лишь бы удрать от той жизни, которую ей приходилось вести а доме сестры. Она даже не знала, что хуже: заботиться о трех племянниках — детях Каролины — или предпринимать отчаянные попытки ускользнуть от ее мужа. Временами Эмили казалось, что у него не две руки, а целая дюжина, и все они пытаются се схватить. От сестры помощи ждать не приходилось — она считала своих детей чуть ли не святыми, а заодно очень надеялась, что Эмили займет ее место в супружеской постели, избавив ее тем самым от ненавистных обязанностей по удовлетворению его похоти.

Эмили стойко сносила свалившиеся на нее напасти. Родители ее, Чарльз и Мэри Брокингер, были уже в преклонном возрасте, когда она появилась на свет, а братья и сестры — значительно старше ее. Что такое крепкая, дружная семья, Эмили так и не довелось узнать. Ей до сих пор было больно вспоминать, что родители и не думали скрывать от нее тот факт, что она оказалась для них нежеланным сюрпризом. Единственным, кто ее любил, был Харпер; при воспоминании о нем лицо Эмили всегда озарялось ласковой улыбкой. Однако старший брат уехал из дома, когда ей исполнилось всего десять лет.

Эмили коснулась рукой кармана, где лежало письмо Харпера, на которое она так и не успела ответить. Хотя она не видела брата уже восемь лет, его образ навсегда запечатлелся в ее памяти как один из самых светлых моментов прошедшей жизни. Вот почему она, как только получила письмо, не мешкая отправилась в Колорадо.

Жаль только, что Харпер не прислал ей денег. Каролина не пожелала дать сестре хотя бы пенни, и Эмили была вынуждена предпринимать долгое, трудное и полное опасностей путешествие, довольствуясь весьма скудными средствами. Впрочем, до того как индейцы напали на лагерь, она легко сносила все трудности; жажда, голод, жара и другие сложности переезда в обозе из одного конца страны в другой ее не пугали. Однако ужасная смерть ни в чем не повинных людей, свидетельницей которой она оказалась, наполнила душу Эмили отчаянием и страхом. Она не считала себя трусихой, но для девятнадцатилетней девушки, никогда не выезжающей за пределы большого города, подобное испытание оказалось чересчур суровым.

Туфельки Эмили на тонкой подошве, не предназначенные для ходьбы по каменистой местности, давно истрепались, и хотя нести Торнтона на спине было куда легче, чем та шить его за руку, да и безопаснее, чем сажать на спину и без того перегруженного мула, но спина и плечи Эмили молили о пощаде. Упрямец мул лишь добавлял проблем: время от времени он останавливался, наотрез отказываясь идти дальше, и Эмили приходилось тащить его за веревку, оставлявшую на ее нежных ладонях новые кровавые отметины.

Эмили плохо представляла себе, куда направляется, осознавая лишь, что она осталась одна-одинешенька и безоружна на территории, кишмя кишевшей кровожадными индейцами.

И тем не менее она упрямо продолжала идти вперед, надеясь лишь на то, что индейцы слишком заняты, чтобы связываться со слабой женщиной, маленьким мальчиком и невероятно капризным мулом.

Единственное, что приносило ей хоть какую-то радость, так это то, что они с Торнтоном до сих пор живы.

Когда, остановившись в конце дня на привал, Эмили развела небольшой костер, взгляд ее упал па мальчугана, мирно игравшего камушками.