Мелодия сердца   ::   Картленд Барбара

— Но, — продолжала леди Армстронг, словно беседовала сама с собой, — я бы, конечно, предпочла, чтобы хозяин разрешил вам взять карету до Бердфордшира.

Ханна поджала губы, и лицо ее посуровело.

Ей было под семьдесят, лицо — в глубоких морщинах, и, когда Ханна сердилась, она становилась похожа, как сказал один наглый лакей, на кикимору.

Старуха никогда не жаловала сэра Джеймса, с самого начала его ухаживаний за хозяйкой.

Она оценила удобства новой жизни, но никогда бы не позволила в своем присутствии каким-то образом оскорбить двух своих хозяек — мать и дочь.

— Мне не так жаль себя, — сказала Илука матери, оставшись с ней наедине, — как наших попутчиков по дилижансу, которым придется ехать с Ханной. Не могу передать тебе, мама, как она может напугать!

— Да, я видела ее в деле, — засмеялась леди Армстронг.

Они весело переглянулись, представив себе Ханну, сидящую так прямо, будто она проглотила шомпол, и мрачно взирающую на пассажиров дилижанса.

Путешественники, весело и шумно болтавшие до ее появления, закроют рот, и будет слышен только скрип колес. Если кто-то осмелится тихонечко насвистывать, Ханна так на него посмотрит, что он почтет за благо немедленно закрыть глаза и притвориться спящим, а любители коротать время за карточной игрой под хмурым взглядом Ханны уберут колоду в карман, утратив всякий азарт, и даже малыши, шумные и резвые, постараются укрыться на материнской груди.

— Со мной все будет в порядке, — пообещала Илука. — Путешествие не так страшно, как Стоун-Хаус 1 , название которого точно соответствует его сути.

Обе рассмеялись, потом леди» Армстронг сказала:

— О, дорогая, как хорошо было бы, если бы достойные люди не были такими скучными и неинтересными. Я знаю. Агата Адольфус делает много хорошего, но, я уверена, едва она одарит кого-то своими благодеяниями, как ему непременно захочется вырваться на свободу и поскорее сотворить что-нибудь плохое.

Илука обняла мать за шею и поцеловала:

— Я люблю тебя, мама. Ты всегда все понимаешь. И если после пребывания у миссис Адольфус я натворю что-нибудь, надеюсь, ты не станешь меня осуждать.

Леди Армстронг воскликнула:

— О, Илука! Зачем я это сказала! Пожалуйста, умоляю тебя, веди себя прилично. Может, на этот раз Агата Адольфус не покажется тебе такой ужасной.

— Да что ты, — отмахнулась Илука. — Она как скала Гибралтара. Ничто — ни буря, ни землетрясение — не поколеблет ее. И уж, конечно, не я. Они снова рассмеялись.

На следующее утро Илука, уже одетая в дорожное платье, крепко обняла мать.

— Я люблю тебя, мама, — сказала она. — И мне так не хочется уезжать.

— Я тоже буду очень скучать без тебя, — ответила леди Армстронг. — Но мы ничего не можем поделать.

— Ничего, — согласилась Илука. Она не стала тревожить мать и рассказывать ей о последнем разговоре с Мьюриэл. Вчера вечером, когда они вместе поднимались по лестнице в свои спальни, та ей насмешливо бросила:

— Наверняка в Бердфордшире будут какие-то мужчины, и тебе стоит потрудиться — захомутать хоть одного.

Илука промолчала, а Мыориэлд злобно продолжала:

— Ты, бедняжка, вся извелась, стараясь, чтоб хоть кто-нибудь сделал тебе предложение. Так что если такой вдруг обнаружится, поспеши сказать «да".

Она намеренно вызывала Илуку на ссору, но девушка неожиданно серьезно ответила:

— Я не выйду замуж, пока не встречу того, кого полюблю.

— О, как возвышенно! — хмыкнула Мьюриэл. — Н уж конечно, ты с легкостью влюбишься в мужчину с большими деньгами вроде моего отца.

Илука напряглась, а Мьюриэл продолжала:

— Удобно, правда, —твоя мать с печальным видом сидела на пороге своего дома, такая трогательная, вся в черном. Еще бы, ведь ничего приличного она не могла себе позволить надеть.

Лицо Мьюриэл исказилось злобой.