Миражи любви   ::   Хейер Джорджетт

Что сказал доктор?

– Сказал, что тот нечестив и совсем невыносим, – дословно повторила Эстаси.

Сэр Тристрам рассмеялся, приятно поразив этим свою кузину. Такой ровный мрачный человек – и такая быстрая перемена настроения!

– Я так и полагал! Это все, что он сказал?

– Нет, доктор еще добавил, что нет нужды посылать за ним, потому что, когда он посоветовал дедушке есть жидкую овсяную кашку, Сильвестр сразу же послал за гусенком и бутылкой бургундского. Доктор сказал тогда, что это убьет старика, и, я думаю, был раздосадован, когда этого не случилось. А ведь дедушка даже почувствовал себя лучше!

– Боюсь, что он жив только усилием воли. – Шилд подошел к камину и с любопытством посмотрел на Эстаси. – Вы его полюбили? Вам будет жалко, если он умрет?

– Нет, – откровенно ответила девушка. – Я не полюбила его, потому что он сам никого не любит. Да он и не хочет, чтобы его любили!

– Но ведь он вывез вас из Франции! – напомнил ей Шилд.

– Да, но я вовсе не хотела, чтобы меня вывозили из Франции! – с горечью возразила Эстаси.

– Может быть, и не хотели… Но теперь-то наверняка рады, что оказались в Англии?

– Я вовсе не рада, а, напротив, весьма сожалею об этом! – в запальчивости воскликнула Эстаси. – Если бы Сильвестр оставил меня там с моим дядей, то я могла бы убежать в Вену! Это было бы не только весело, но и романтично, потому что дядюшка со всей семьей уехал из Франции в старинной карете – совсем как король с королевой!

– Если ему удалось пересечь границу, то не как король с королевой, – заметил Шилд.

– Послушайте меня, наконец! – перебила его рассерженная Эстаси. – Как только я начинаю рассказывать вам интересную историю, вы тут же все портите!

– Я сожалею, – признался Шилд, чуть испуганный.

– Ну и мне тоже очень жаль, – сказала Эстаси, поднимаясь с софы, – потому что нам так трудно разговаривать! Мне остается только пожелать вам спокойной ночи, кузен.

Если она и ожидала, что Тристрам станет задерживать ее, то осталась разочарованной. Он просто отвесил ей вежливый поклон и открыл дверь, чтобы Эстаси смогла выйти из комнаты.

Пять минут спустя ее горничная, поспешившая на нервный звонок, застала свою госпожу сидящей перед зеркалом и разглядывающей собственное отражение.

– Хочу раздеться и лечь в постель!

– Слушаю, мисс.

– И еще я хотела бы, – голос молодой мисс мечтательно зазвенел, – чтобы меня повезли к мадам Гильотине в повозке одну!

Выросшая в деревне горничная Люси была более наивной собеседницей, чем сэр Тристрам, поэтому она вздрогнула и ответила с ужасом:

– О, мисс, не говорите о таких вещах! Вы такая молодая и красивая, и подумать только, что вам отрубили бы голову!..

Эстаси переступила через свое платье из миткаля и просунула руки в рукава пеньюара, который подала ей Люси.

– На мне должны быть белые одежды, и даже санкюлотам [6] будет жаль видеть меня в этой повозке!

Не очень-то понимая, кто такие санкюлоты, Люси вслух наивно предположила, что ее хозяйка будет выглядеть прекрасно.

– Да, думаю, что буду выглядеть хорошо! – откровенно призналась Эстаси. – Только нет смысла говорить об этом, потому что вместо этого мне придется выйти замуж.

Люси прекратила вытаскивать шпильки из волос хозяйки, всплеснула руками и в экстазе воскликнула:

– О, мисс! Что, если я наберусь смелости и пожелаю вам счастья?

– Если девушку заставляют выйти замуж насильно, то о счастье говорить не приходится, – сказала Эстаси упавшим голосом.

– Бог мой, мисс, его светлость едва ли может заставлять вас выйти замуж! – выдохнула Люси. – Я никогда не слышала о таких вещах!

– О! – ответила Эстаси.