Не могу отвести глаза   ::   Майклз Кейси

— По-твоему, нам следует стоять здесь, дорогая? — спросил он, едва скрывая скуку. — Твои бриллианты сияют, как маяки. Застрахованы эти камни или нет, но они на твоей шее, и мне как-то не по себе от того, что сейчас я отвечаю и за то, и за другое.

Шелби провела пальцем по тяжелому колье.

— Что, за эти старые булыжники? — съязвила она, имея в виду бабушкины бриллианты. — Неужели ты и впрямь думаешь, будто кто-то решится преодолеть такие трудности и прорвется сквозь столь надежную охрану, чтобы украсть несколько украшений? Ведь гораздо легче проникнуть в наш дом и похитить всю коллекцию Тейтов. Я знаю цифровую комбинацию сейфа, Паркер. — Она придвинулась ближе к нему, желая, чтобы он расслабился и хоть раз повел себя неожиданно. — Хочешь, я тебе скажу? Двадцать три направо, шестнадцать налево…

— О, ради Бога, Шелби! — Паркер огляделся так, словно ожидал увидеть с полдюжины воров в масках, стоящих с блокнотами и ручками наготове. — Ты для этого убедила меня выйти сюда? Чтобы нелепо вести себя?

Шелби с радостью удавила бы этого мужчину, за которого собиралась замуж. Правда, сообщать ему этого она не хотела, опасаясь неприятной сцены. Ведь Тейты никогда не устраивают сцен. Никто, кроме дяди Альфреда, но от него этого и ждали.

Тем не менее Шелби решила, что, вероятно, наступил момент, когда можно позволить себе хоть чуточку расслабиться.

— Вообще-то нет. — Она обвила плечи Паркера руками. — Я пришла сюда, чтобы пообниматься здесь с тобой. Разве ты не хочешь обнять и поцеловать меня, Паркер? Я хочу этого.

— Перестань, Шелби. И у ночи есть глаза, не забывай.

Паркер улыбнулся, и Шелби уже не в первый раз подумала, что, улыбаясь, он становится по-настоящему красивым, но какой-то лишенной своеобразия красотой. Ей нравилось, что Паркер высок, по крайней мере на четыре дюйма выше ее собственных пяти футов девяти дюймов. Волосы у него на макушке начали редеть, но сейчас он пользовался одним из известных средств для восстановления волос, и Шелби даже не пыталась запустить пальцы в его прическу, опасаясь разрушить тщательно сооруженное «прикрытие для наиболее оголенных участков. Много играя в сквош, Паркер оставался в хорошей форме и, несомненно, проявил ум, приняв на себя три года назад, когда умер его отец, управление инвестиционной фирмой.

Словом, он был превосходен. Превосходный Паркер.

Шелби поморщилась, все еще слыша эти смехотворные слова — «и у ночи есть глаза».

И к превосходному Паркеру прилипла подлая пошлость.

Но все же он был превосходен, хотя бы в качестве будущего супруга. Из хорошей семьи, с солидными деньгами и с такой внешностью, которая обещала красивых детей. Принят в свете. Он идеальная партия, как сказал Сомертон и как заметил сам Паркер в тот вечер, когда сделал ей предложение.

Назвать это бурным ухаживанием, разумеется, нельзя, потому что они давно знают друг друга. Паркер все эти годы обращал на Шелби очень мало внимания, пока вдруг несколько месяцев назад не «открыл» ее, как Колумб Америку. Все произошло внезапно: «Здравствуй, Шелби; как дела, Шелби; почту за честь станцевать этот танец с тобой, Шелби».

Сомертон счел все это чудесным. Где-то на периферии сознания Шелби таилась мысль, что внимание Паркера дурно попахивает, но он был красив. Она всегда признавала это за ним. Паркер осыпал Шелби цветами и стихами и обращался с ней так, будто она из фарфора.

Когда он предложил ей соединиться с ним, Шелби представила себе это в виде подарка, перевязанного розовыми лентами. Да, она изо всех сил старалась смотреть на это именно таким образом, равно как и на их предстоящий брак.

А потом Паркер выдал это свое: «И у ночи есть глаза».

С каждым днем Шелби становилось все труднее ощущать себя в плену романтики.