Покойник претензий не имеет   ::   Рощин Валерий

Из отцовского гаража отставной чекист перевез на Опеле обеденный стол от старинного букового гарнитура и теперь одну его половину занимал компьютер, не так давно в спешке эвакуированный из брошенного офиса. Иногда Лавренцов, переместив единственный стул с трапезной половины стола к компьютерной, присаживался напротив монитора. Рядом с системным блоком в беспорядке лежали диски со свежими игрушками, но голова, сплошь загруженная насущными проблемами, воспринимала только карточные игры для начинающих или туго соображавших пользователей.

Подхватив со слабого огня турку с закипающим кофе, Аркадий плеснул напиток в чашку и, привычно стукнув указательным пальцем по пробелу, запустил компьютер…

— Надоело… Как все осточертело — спасу нет… пошариться что ли по сайтам с тетками в неглиже? — мучился он, глядя в большой экран, — вся моя жизнь в последнее время ни дать, ни взять — порнография! Сам скоро в одном неглиже останусь… Донцову что ли позвонить?..

Взгляд Лавренцова бессмысленно блуждал от монитора с броской заставкой, скользил по столу и, дойдя до порожних бутылок, притулившихся друг к другу на косо прибитой полке, вновь возвращался к экрану. Так продолжалось, пока зрение не сфокусировалось на начатой бутылке мартини, стоящей отдельно от длинной «батареи» пустой посуды. Выпить, как и бедному Штирлицу в осажденном Берлине, было не с кем. Но того хоть изредка развлекали фрау Заурих, Габби и бродячие псы. У Аркадия оставался только единственный друг — Семен Данилович Донцов, но и тот, собиравший по крохам средства для существования небольшой семьи, появлялся в его сумрачной, померкшей действительности крайне редко…

* * *



«Опять напился… Каждый день заканчивается одним и тем же… — глумились едва ворочавшиеся, мутные мысли, не способные отогнать тяжелый сон, — Когда же наступит просвет? Хоть не просыпайся…»

Аркадий все же попытался пересилить слабость и продрать глаза. С первой попытки не получилось…

«Господи, к тебе обращаюсь… Помоги вспомнить, где лежит цитрамон? Ну что я тебе сделал плохого? Намекни, или наведи на таблетки луч солнца…»

Приподняв невыносимо тяжелую голову от кожаного валика, Лавренцов посмотрел вокруг. Солнце не проглядывало сквозь серый слой облачности, и день за окном грозил надолго остаться пасмурным. Кое-как придав верхней части тела вертикальное положение, мужчина сел и снова в изнеможении прикрыл веки — в голове шарахало при каждом ударе сердца. Положив палец на запястье, он принялся считать пульс…

— Мама… — пробормотал страдалец и, встав окончательно, пошлепал босиком в душ.

Подполковнику запаса недавно исполнилось сорок два — не такой уж предсмертный возраст, как считал он сам. Седина пробивалась только на груди, оставляя нетронутой густую, темную шевелюру головы. Морщины обосновались в единственном месте — вокруг глаз и становились заметными лишь с близкой, почти интимной дистанции. Небольшой животик, разумеется, появился, но при его росте и достаточно стройной фигуре в целом, сей недостаток в глаза не бросался и общего вида не портил. Иногда, после пробуждения в добром здравии, Аркаша по давней привычке делал зарядку — отжимался по пятьдесят раз от пола и тягал пятикилограммовые гантели. При разделе имущества, несмотря на его настойчивые предложения, жена взять самодельные чугунные болванки, наотрез отказалась…

— Седина на груди — вся жизнь впереди… — оптимистично заявлял друг Семен, когда, бывало, в совместных застольях речь заходила о возрасте офицеров запаса.

Полковник Донцов, в отличие от закадычного приятеля и сослуживца вообще никогда не унывал.