Офелия учится плавать   ::   Кубелка Сюзан

Я была слишком зажатой, не испытывала ни малейшего желания, а вид обнаженного мужского тела был мне омерзителен. Теперь все иначе, слава богу!

Да-да! Я дитя своего времени, нашего сумасшедшего, дикого, опасного времени, имеющего, однако, то преимущество, что мы постепенно заново открываем очарование зрелости. Я осознанно говорю «заново», ведь Овидий утверждал еще две тысячи лет тому назад, что женщины расцветают в полную меру лишь после тридцати шести, и — поверьте мне! — поэт знал, о чем говорил!

Да что я все о римлянах!

Мэй Уэст, первый американский секс-символ, автобиографию которой я проглотила на одном дыхании, начала свою карьеру в кино в сорок лет. Красавице-блондинке Катрин Денев за сорок, а в Америке она считается олицетворением европейской красоты и элегантности. А у кого лучшие роли в телесериалах — в «Далласе» и «Денвер-клане»? У женщин старше сорока. Они и зарабатывают больше всех. Да, темпераментная Джоан Коллинз лишь в пятьдесят два стала мировой телезнаменитостью и гребет миллионы.

От этого уже никуда не уйти: уверенные в себе, зрелые женщины наступают, и я с удовольствием наблюдаю, как они уверенно отвоевывают свое исконное место на работе и в постели. Именно поэтому я лежу здесь на желтом диване, обитом шелком, такая беззаботная и довольная в свои сорок один год, и с уверенностью смотрю в будущее. Когда мне исполнится пятьдесят, я уже все докажу миру. Я распланировала все до мельчайших деталей, вскоре это свершится, а пока я наслаждаюсь затишьем перед большой бурей.

Если повернуть голову, я вижу себя во всю длину в овальном зеркале на стене, и это наводит меня на блестящую мысль. Я исполню желание своего детства и закажу свой портрет, пока я в Париже. Я отдам увековечить себя всю — рыжие локоны, грудь и талию, бедра и ляжки вплоть до ухоженных пальчиков на ногах — настоящему парижскому художнику. Самое позднее через шесть месяцев, быть может даже раньше, и скорей всего обнаженной, как Мане писал свою Олимпию.

Пусть это слишком смело, зато будет иметь непреходящую ценность, потому что никто не сможет мне потом сказать: «Какие же смешные вы тогда носили платья!» Однако чулки в черную мушку должны попасть на картину. А правую руку с бразильским кольцом я соблазнительно положу на обнаженное бедро. Кто сказал А, должен сказать и Б.

Я, наконец, встаю. Невероятно, как быстро летит время! Целых два часа я пролежала на своем удобном диване. Но я не просто мечтала, я и делом занималась. Я, между прочим, считала своих любовников. Результат я записала. Оказывается, их было сорок три!

Сорок три кому-то покажется внушительной цифрой. Если говорить честно, она меня тоже поразила. Прежде чем написать все имена, я могла поклясться, что спала самое большее с двадцатью мужчинами. Некоторых я с трудом вспомнила, и я абсолютно не уверена, что не забыла одного или двух. Но насколько я могу окинуть взглядом, их было сорок три, и хотя цифра выглядит внушительно, поверьте мне, ничего особенно волнующего во всем этом не было.

К тому же я не виновата. От своей бразильской прабабки я унаследовала определенный темперамент (который проявился, как гром среди ясного неба, в день моего тридцатилетия), и, естественно, мужчины это чувствуют. Они, правда, не летят на меня как мотыльки на свет (такое, по-моему, бывает только в кино, но хотя бы один всегда оказывается под руками, и кто бы он ни был, он выкладывается вовсю).

Дело в том, что со мной может каждый, каким бы старым он ни был. И может часами. А утром перед завтраком может еще раз. Но если со мной может каждый, это еще вовсе не значит, что я хочу с каждым. Я разборчива, а в будущем буду еще разборчивей.