Песнь сирены   ::   Джеллис Роберта

 – У одного из ее вассалов в Гасконии была какая-то идиотская жалоба, но, вместо того чтобы, как обычно, обратиться к королю он взялся за оружие.

– Это нормально для гасконцев, – горько заметил Генрих.

– Да, – согласился Раймонд, – все уже было организовано, и я мог хорошо проучить этого болвана, что было проще простого. Одна небольшая крепость и один глупец, бросивший вызов.

– Она не доверяет тебе? – сочувственно спросил Генрих.

– Доверяет мне? А что это такое? – разбушевался Раймонд. – «Надень плащ, уже слишком холодно, Рэй. Не выходи на солнце, там слишком жарко, Рэй. Этот конь совсем дикий, ты упадешь с него, Рэй».

Генрих уже понимал, что возмущало Раймонда, и не мог не улыбнуться, слушая разгорячившегося молодого человека. Но оставалась одна загадка, которую хотелось разгадать.

– Понятно, – сказал король, широко улыбаясь, – просто твоя мать слегка перебарщивает, беспокоясь о твоем здоровье и безопасности, но я не понимаю, как она могла запретить тебе сделать то, что приказал отец. Полагаю, что отец приказал тебе ехать в Гасконь?

– Да, – раздраженно ответил Раймонд. – Запретила – не то слово. Она плакала, она кричала, она хваталась за сердце, она не могла дышать… – заметив улыбку короля, он замолчал.

– Но твой отец…

– Что касается отца, то тот относится ко всему терпеливо. Я понимаю, он жил отдельно от нее в течение почти шести месяцев, когда меня отсылали на воспитание. Но… но он любит ее, и во всем остальном она хорошая жена.

Генрих кивнул головой в знак того, что все окончательно понял. Видимо, из-за холодности матери, сердечность и теплота жены сделали короля ее рабом. Элеонора, к счастью, была благоразумной женщиной, но, если бы она тоже начала плакать и причитать, Генрих вынужден был бы уступить.

– Я понимаю, в такой небольшой проблеме, как гасконская, твой отец уступил матери из-за любви к тебе. И все-таки… – Мысли Генриха смешались. Он тоже уступил бы Элеоноре, если бы она чего-то захотела. Но если бы она ничего не знала, то и не просила бы… – Почему твой отец рассказал ей об этом? Или ты сам все рассказал?

– Мы не настолько глупы, – ответил Раймонд. – Не знаю точно, как она узнала. Как только меня что-нибудь заинтересует, она каким-то образом об этом узнает. Полгода назад я хотел участвовать в турнире… просто в рыцарском турнире, так она трижды падала в обморок и плакала всю ночь, пока отец не приказал мне остаться дома. Я же говорю вам, она не дает мне жить.

Король сочувственно покачал головой. В детстве у него тоже бывали такие разочарования, хотя при нем всегда были опекуны, которые обращались с ним, как с величайшей драгоценностью, и следили за каждым вдохом и выдохом. Генриху, согретому воспоминаниями о своих собственных детских переживаниях, племянник жены нравился все больше и больше.

– Ну, хорошо, – сказал он, – теперь ты здесь, и никто не будет тебя удерживать ни от турниров, ни от военных действий, если таковые появятся и у тебя будет желание участвовать в них. Но, боюсь, это не продлится долго. Безусловно, Элеонора напишет домой, чтобы сообщить матери, что ты здесь, жив и здоров.

Раймонд хлопнул себя по лбу.

– Какой же я идиот, – простонал он – Если бы я сказал ей…

– Нет, – возразил Генрих, – она будет думать лишь о твоей матери, особенно если узнает, что та не представляет, где ты находишься. Даже если бы я смог обмануть Элеонору, что-нибудь выдумав, обязательно нашелся бы некто при дворе, кто написал бы какому-нибудь своему приятелю в Прованс, ну и так далее… Думаю, твоя мать пошлет для начала людей к твоему деду узнать, не у него ли ты.

– Да, – вздохнул Раймонд и пожал плечами. – Прекрасно, у меня, по крайней мере есть несколько недель.

Генрих, нахмурившись, думал о чем-то своем, не глядя на Раймонда.