Рыцарь Золотого Сокола   ::   О`Бэньон Констанс

Теперь это чувство, давно ставшее частью его самого, безраздельно принадлежало этой девушке, почти девочке — для всего монастыря просто Джилли.

Прошло уже четырнадцать лет с той незабываемой ночи, когда два рыцаря с маленькой принцессой Джиллианой на руках постучались в тяжелые ворота монастыря Скорбящей Богоматери. Убедив матушку настоятельницу, что лучшего садовника ей не найти, сэр Хэмфри таким необычным образом сдержал данное королеве Фелисиане слово и остался рядом с принцессой, правда совсем в ином качестве.

Порой сходство Джилли с покойной королевой внушало ему почти суеверный страх. Тот же безукоризненный, чуть суженный книзу овал лица, те же полные губы, изогнутые дугой брови, ясные синие глаза, обрамленные длинными ресницами, — каждая ее черта была безупречна, словно высеченная рукою вдохновенного скульптора, и каждая напоминала мать. От отца ей достались лишь черные, как вороново крыло, волосы.

— Поторопитесь, госпожа Джилли, — сказал сэр Хэмфри, отогнав нахлынувшие воспоминания. — Матушка Магдалина уже справлялась о вас.

Девушка жалобно взглянула на садовника. Он был настоящий великан, широкоплечий и широкогрудый, с рыжими волосами и веснушчатым лицом.

В его серых глазах — во всяком случае, когда он разговаривал с ней — прыгали веселые искорки.

Иногда Джилли казалось, что судьба по ошибке забросила его в этот монастырский сад: для простого садовника он был, пожалуй, чересчур учен. Тогда она представляла себе, что перед нею совсем не садовник, а благородный рыцарь, которого неведомый злой рок заставил искать прибежище у Скорбящей Богоматери.

— В этот раз меня уж точно накажут. — Она виновато показала ему букет луговых цветов, несколько помятый. — Вот, собирала цветы над обрывом и совсем забыла о времени. Это для сестры Сесилии. Она до сих пор больна, вот мне и захотелось хоть немного ее порадовать.

— Не бойтесь так матушки Магдалины, — улыбнулся Хэмфри. — Даже упрекая вас, она печется лишь о вашем благе.

— Не в том дело, что я ее боюсь. Но мне так хочется угодить ей, заслужить ее похвалу… А получается, что у нее от меня одни только огорчения. Она, верно, считает меня насквозь порочной ветреницей: я слишком часто забываю свой долг перед Господом. Неужто я и правда такая скверная? Я все время хочу исправиться, но у меня почему-то ничего не выходит.

Сэр Хэмфри невольно улыбнулся наивности ее слов и покачал головой. Она и понятия не имеет о том, что такое порок, слава Богу.

— Вы — скверная, госпожа Джилли? Пустое, не наговаривайте на себя! Мне не раз приходилось видеть вашу доброту и великодушие к ближним. А как безропотно вы исполняете все возложенные на вас обязанности! Право, вы к себе чересчур строги.

Уголки ее губ печально опустились.

— Ах, не знаю. — Она скинула на него ясные синие глаза. — Вчера я опять просила у матушки настоятельницы разрешения постричься в монахини, и она опять мне отказала. — Она говорит, что монашеская келья не для меня. Скажите, Хэмфри, я что, правда настолько испорчена, что не могу даже стать монахиней?

— Да нет же, госпожа Джилли! Но матушка настоятельница мудра и говорит истинную правду монашеская келья не для вас. Это не ваш путь.

— Что же тогда для меня? И для чего я?

— Имейте терпение, настанет день и час, и вы все узнаете, — мягко ответил сэр Хэмфри. — А пока что вы должны веровать и ждать.

— Я только и делаю, что верую и жду. А время проходит впустую! — Она оглянулась на резную дверь часовни. Из-за двери послышались слаженные высокие голоса. Теперь уже можно было не спешить: богослужение началось.

— Скажите, Хэмфри, ведь ко мне здесь относятся не так, как к другим девушкам?

— Что значит — не так?

— Ну, других не учат стольким наукам и не спрашивают с них так строго.