Шляпка с перьями   ::   Бэлоу Мэри

Но фермер, оскалив в усмешка почерневшие зубы, посмотрел на нее, как на какую-то странную птицу, и пробурчал что-то так неразборчиво, что она не смогла ничего понять, после чего проехал еще несколько ярдов и свернул в поля.

Кроме этого воза были еще дилижанс и почтовая карета, но они – не в счет. Нельзя же просить, чтобы тебя отвезли бесплатно в платной карете. Пассажиры-мужчины и возницы свистели и кричали что-то оскорбительное, что было для нее, привыкшей оставаться незаметной, очень тяжело.

Она продолжила путь. Хорошо, что саквояж тоже украли – по крайней мере, не приходится тащить дополнительную тяжесть. Хотя, если бы его не украли, она бы сейчас сама путешествовала в почтовой карете и находилась гораздо ближе к концу пути. Боже, надо же быть такой глупой – положить деньги и билет в саквояж, а саквояж оставить под присмотром такой доброжелательной, добродушной женщины, проехавшей вместе с ней и развлекавшей ее разговором первую часть пути. Она только на минуту заглянула в гостиницу на остановке перед пересадкой, а когда вернулась – женщина исчезла. Вместе с саквояжем, деньгами и билетом.

Возница почтовой кареты отказался везти ее. Хозяин гостиницы отказался вызвать констебля и смотрел на нее как на гусеницу – противную серую гусеницу. Тогда на ней еще были ее собственный серый плащ и серая шляпка.

Что-то действительно приближалось, что-то более крупное, чем фермерский воз. «Еще одна почтовая карета», – подумала она со вздохом, но все-таки остановилась. Она сошла с дороги и прижалась к ограде. Ей не хотелось снова быть обруганной возницей, решившим, что дорога принадлежит только ему.

Это была чья-то карета, запряженная четверкой великолепных лошадей. Кучер и лакей, оба в синих ливреях, сидели на козлах. Наверняка внутри находился кто-то очень важный, кто-то, кто посмотрит на нее, как на червя и раздавит, даже не задумавшись – особенно учитывая то, как она теперь выглядит.

Тем не менее, когда карета подъехала ближе, она подняла руку, сначала робко, потом – упрямо. Ее охватила паника, к горлу подкатил комок. Она чувствовала себя одиноко, как никогда раньше, хотя была привычна к одиночеству.

Карета проехала мимо. Слуги даже не повернули голов, но проводили ее глазами, и она заметила, что они усмехаются и делают знаки друг другу. Она закусила нижнюю губу. Но вдруг впереди нее карета не только замедлила ход, но даже остановилась. Кучер повернулся, всматриваясь во что-то, потом развернулся к ней, уже не усмехаясь. Она поспешила вперед.

О Господи, пожалуйста! Прошу тебя, Господи!

Пассажир открыл окошко со стороны, обращенной к ней. Появилась рука, затянутая в перчатку из дорогой кожи. Кто-то выглянул ей навстречу. Мужчина с красивым и несколько надменным лицом, увенчанный густой шапкой тщательно уложенных каштановых волос. Он заговорил, и она услышала голос, очень подходящий к его внешности.

– Птичка в ярких перьях, украсившая унылый пейзаж, – сказал он. – Чего же ты хочешь?

Если бы она не была такой слабой и голодной, и, конечно, такой грязной и испуганной, она бы нашла, чем ответить на подобное обращение. Ну и как он думает, чего она хочет, здесь, посреди дороги, в тысяче миль от жилья?

– Прошу вас, сэр, – сказала она, опуская глаза к ридикюлю, который сжимала обеими руками, словно боясь, что и эта малость будет украдена, – не позволите ли вы проехать несколько миль вместе с вашими слугами?

Ехать с этими двумя и видеть, как они ухмыляются и косятся, – едва ли это можно назвать приятным путешествием, но какой у нее был выбор?

– Куда вы направляетесь? – Она видела, как он нетерпеливо постукивает пальцами по стеклу. Судя по голосу, он хмурился.