Последний присяжный   ::   Гришем Джон

Я не могу объяснить этого влечения, разве что дело в том, что как раз в те времена я познакомился и подружился с Ником Дайнером.

Он был родом из сельскохозяйственного района Индианы, и его семья уже несколько десятилетий владела весьма процветающей газетой окружного масштаба. Он ездил на восхитительной маленькой «альфа-ромео» и никогда не испытывал недостатка в деньгах. Мы тесно сошлись.

Ник был очень способным молодым человеком, мог бы стать врачом, юристом или инженером. Однако его единственным желанием было вернуться в Индиану и встать во главе семейного бизнеса. Это озадачивало меня до тех пор, пока однажды вечером мы не напились и он не рассказал мне, какую прибыль ежегодно получает его отец от их маленького еженедельника тиражом в шесть тысяч. Это золотая мина, утверждал он. Только местные новости, объявления о свадьбах, информация о жизни прихода, списки геройски павших на войне, спортивные новости, фотографии баскетбольной команды, немного кулинарных рецептов, немного некрологов и очень много рекламы. Ну, еще небольшая толика политики, но никакого участия в разборках. Вот и все — остается лишь подсчитывать барыши. Отец Ника был миллионером. По словам моего друга, в сфере подобной безмятежной, ненавязчивой журналистики деньги росли на деревьях.

Мне все это очень понравилось. Еще до окончания четвертого курса, которому суждено было оказаться последним, я прошел летнюю стажировку в скромном еженедельнике некоего арканзасского городка, затерявшегося в Озаркских горах. Платили мне какую-то мелочь, но на Би-Би произвело большое впечатление то, что у меня появилась официальная работа. Каждую неделю я посылал ей свежий выпуск, добрая половина которого была написана мной. Владелец, он же редактор, он же издатель, очаровательный старый джентльмен, не мог нарадоваться, что получил репортера, жаждавшего писать. Он был весьма богат.

После пяти лет учебы в Сиракьюсе оценки мои оказались безнадежными, и колодец иссяк. Я вернулся в Мемфис, навестил Би-Би, поблагодарил за щедрость и заверил, что люблю ее. Бабушка посоветовала мне найти работу.

В то время сестра Уилсона Коудла жила в Мемфисе, и на одном из традиционных светских чаепитий они познакомились с Би-Би. Последовал обмен телефонными звонками, после чего мне велели паковать вещи и отправляться в Клэнтон, штат Миссисипи, где меня с нетерпением поджидал Пятно. Поговорив со мной часок, чтобы как-то сориентировать, он отпустил меня в свободное плавание по округу Форд.

В очередном номере Коудл поместил симпатичный маленький рассказ обо мне, с фотографией, в котором представил меня как «молодого специалиста», работающего отныне в местной «Таймс». Этот материал занял большую часть первой полосы — в те времена новостей было немного.

В статье содержались две чудовищные ошибки, последствия которых я испытывал на себе много лет. Первая, и менее значительная, состояла в том, что Сиракьюсский колледж был отныне причислен к «Лиге плюща» [3] , во всяком случае, если верить Пятну. Он сообщил своим читателям, что я получил образование в Сиракьюсе, в университете, входящем в «Лигу плюща». Лишь месяц спустя нашелся человек, который обратил внимание на эту ошибку. Я уж начал было верить, что газету никто не читает или, что еще хуже, те, кто ее читает, — законченные идиоты.

Вторая ошибка изменила мою жизнь. При рождении я был наречен Джойнером Уильямом Трейнором и до двадцати лет упорно пытался выведать у родителей, как двум, казалось бы, интеллигентным людям пришло в голову назвать ребенка Джойнером.