Тест на любовь   ::   Копейко Вера

Большинству людей мир давно перестал казаться цветным, и они замирали, глядя на стену. Боже, неужели такая красота водится в Подмосковье? В средней полосе России? Не на Севере? Не в Африке? Не в Океании? А как тщательно все наколото, как расправлены крылышки, как дотошно выверено и выписано черной тушью чертежным пером — с любовью — по-латыни и по-русски, указано, где и когда их настиг сачок энтомолога Ярослава Воронцова.

Ольга радостно смеялась и гордо сообщала — вот эту они вместе отловили в Ботаническом саду в Останкино, вот эту под Зеленоградом, да-да, такого махаона! Она сфотографировала крылышки особым объективом — рыбьим глазом, — и никто в жизни не догадался бы, что это такое! Она подбирала самую чувствительную пленку, способную передать тончайшие переходы красок. Мастерски сделанные снимки охотно брали в журналы и на выставки, покупали агентства. Ольга Геро — это было хорошее имя в фотографии.

Когда на Ольгу свалилось известие о том, что ей предстоит, она была потрясена. Это конец. У них со Славой нет будущего. Не станет же она держать его при себе, превратившись в инвалида? Здорового мужика, который хочет детей, нормальную семью…

Ее сердце билось в горле, она не могла дышать, когда дома, оставшись наедине с собой, думала, как ей поступить.

Сколько она проживет — никто не знает. Но то, что она больше не будет настоящей женщиной, а лишь оболочкой женщины — совершенно ясно. Конечно, он никогда не скажет ей таких слов, даже не намекнет. Но она будет постоянно ждать их, искать двойной смысл в словах, взглядах. Ему станет скучно с ней. Нет, она не вправе лишать смысла его жизнь. Теперь Слава будет от нее свободен.

Куст можжевельника за окном дернулся, кровь ударила в виски, и в них застучало. Ольга непонимающе смотрела в окно. Потом догадалась — дело не в можжевельнике, а в кресле. Обычно в кресле ее качал Слава, а теперь она качнулась сама и не заметила.

Больше он никогда не будет ее качать ни в этом кресле, ни в другом. Потому что…

…Ольга никогда не забудет день, когда вышла из поликлиники, где седая врачиха сочувственно посмотрела на нее и, не скрывая ничего, сказала:

— Готовься, девочка.

Больше ничего не надо было добавлять, эта женщина наблюдала ее весь последний год.

— Тяжело, конечно, ты такая молодая.

— Может, еще все обойдется?

— Да нет, к сожалению, не все… Для мужа, конечно, тебе кое-что оставят.

— У меня нет мужа.

— Может, и к лучшему, что нет. — Она покачала головой. — Страшнее всего обмануться в ближнем.

Сердце Ольги колотилось, ее подташнивало.

А если сказать Славе все как есть?

Но он может остаться с ней. Он может даже… снова предложить ей выйти замуж за него. Официально.

На секунду ей стало легче. А что, если ей согласиться? Если он предложит? Почему она так боится его жалости?

Она шагала по ступенькам вниз, в гардероб.

В конце концов, может, она не сразу умрет. Не скоро. А если скоро, то он останется один. И снова может жениться.

О Господи, одернула она себя. Ты хочешь жалости? Ты хочешь заставить его мучиться? Его, мужчину в расцвете сил? Ведь ничего не будет по-прежнему. Их любовь не может быть прежней… Она будет просто калекой… Она начнет очень быстро стареть, кожа сморщится, тело станет дряблым, потому что организм будет работать в затухающем режиме, как говорят врачи. Она вступит в свою последнюю фазу женской жизни раньше времени. Намного раньше.

О нет, только не это. Другое дело, если бы они прожили вместе полжизни. Но они соединились не так давно и хотели друг от друга радости, удовольствий. Поэтому…

Ольга вышла из поликлиники с лихорадочно горящими щеками и, сама не зная почему, пошла не к метро, а в другую сторону. Она, в общем-то готовая к этой новости, была потрясена.