Твои нежные руки   ::   Роджерс Розмари

Шум донимал его со всех сторон, пронзительный звон церковных колоколов, чей-то настойчивый властный голос, приказывающий сесть на траву.

— Я хирург, лорд Брекстон. Позвольте осмотреть вашу рану.

— Нет.

Он стряхнул назойливую руку, оттолкнул встревоженного Стэнфилла, игнорируя все протесты.

— Черт возьми. Дев, моя обязанность, как секунданта, не дать тебе драться с раной в боку!

Он на секунду перевел взгляд на Стэнфилла, заметил обеспокоенное лицо последнего и покачал головой — жест, едва не стоивший ему потери сознания.

— Нет. За мной еще выстрел.

Хаос немедленно унялся, сменившись мертвенным спокойствием. Странная пустота разливалась внутри — пустота, вытеснившая связные мысли, кружившая голову. Слова Стэнфилла едва пробивались сквозь быстро сгущавшийся туман. Мольба… просьбы… все это подождет.

На какой-то миг туман рассеялся. Теперь он отчетливо увидел Дэвида, без удивления отметил его вымазанные чем-то красным пальцы и понял, что истекает кровью.

Откуда-то издалека прозвучал его собственный голос, поразительно спокойный и бесстрастный:

— Я еще могу держаться на ногах. Отойдите. Игра пока не кончена.

Дождавшись, пока врач и Дэвид отодвинутся, Холт слегка повернулся, презрев горячую пульсацию в боку, и снова поднял руку. Уикем беспомощно смотрел в лицо смерти. Пистолет не дрогнул в руках раненого. Ни единым движением — ни трепетом ресниц, ни судорогой губ — не выдал Холт боли, уже подступающей к горлу, всепоглощающей, мучительной, как живое существо, ненасытный зверь, терзающий его с неустанной жестокостью.

Молчание становилось удушливым, туман все более вероломным, хитрым, всепроникающим, глушившим каждый звук, и Холт слышал лишь биение своего сердца и прерывистое дыхание. Большой палец медленно отводил курок, и щелчок в наступившей тишине прозвучал грохотом взрыва.

Губы Уикема беззвучно шевелились, глаза наполнялись отчаянием. Сумеречный свет мягко сиял на пистолетном металле: неяркий, но смертельный блеск.

Холт выжидал. Страх становился все более ощутимым; ядовитая змея, высунувшая свою треугольную головку со смертоносным жалом, неторопливо пробуждалась, гипнотизируя жертву, пока Уикема не начало трясти. Бесполезный пистолет выпал из внезапно ослабевших пальцев и с глухим стуком свалился на траву. Только один выстрел.

Таково правило. И Уикем уже им воспользовался.

— Но я еще не… неудачный выбор, милорд Уикем.

До Холта донесся слабый всхлип, и он неожиданно понял, что Уикем все-таки не выдержал. Наконец-то! Он и без того опозорил себя, выпалив до окончания счета, — теперь же до конца дней будет носить клеймо жалкого труса, рыдавшего под дулом пистолета. Куда лучшая участь, чем он заслуживал.

Неутомимые тени подползли ближе, отсекая боковое зрение, прерывая последние связи с окружающим миром.

Сознание постепенно уплывало, и Холт, ведомый безошибочным инстинктом, спустил курок. Отдача пошатнула его.

Даже этого довольно слабого удара оказалось достаточно, чтобы он снова опустился на колени и выронил пистолет.

Вокруг взорвалась какофония звуков, слившихся в неразборчивое жужжание и свистящий гул.

Откуда-то в пылающий мозг проникло смутное сожаление о том, что он не успел попрощаться с бабушкой. Она достойна лучшего обращения со стороны внука.

Теперь тени жадно поглощали его, серое наливалось чернотой, завладевая им, несмотря на ослабевающее сопротивление. Последним, что донеслось до Холта, был голос Стэнфилла, зовущий его по имени, и тут же гигантские океанские волны, с шумом набегавшие на песок, принесли ему желанное забытье.



Глава 2



Прибрежная Виргиния.