Увядание розы   ::   Орбенина Наталия

Ольга тяжело задышала и стала беспомощно оглядываться, ища помощи от той ненависти и злобы, которая исходила от хрупкой девушки напротив. Трофимов в волнении тряс флакончиком капель над стаканом с водой, ошибся в счете, чертыхнулся и пролил капли на ковер.

– Как, должно быть, мы будем мило смотреться вдвоем в арестантских одеждах? Я думаю, серый цвет пойдет нам обеим? – Вера засмеялась странным сухим смехом, глядя прямо в лицо мачехе блестящими от злого возбуждения глазами.

– Послушайте, господин следователь, я, конечно, мало что смыслю в законах, но мне кажется, что обстоятельства смерти господина Извекова все же можно расценить как совокупность случайностей, приведших к трагическому исходу, – взволнованно произнес Трофимов. – Вряд ли суду присяжных покажутся убедительными рассуждения о наличии злого умысла в действиях вдовы. Безусловно, Ольга поступила не очень красиво, прибегнув к шантажу, но ведь это не попытка убийства!

А нелепая выходка Веры хоть и способствовала ускорению наступления смерти, но не явилась непосредственной причиной.

– Я понимаю ваше стремление, доктор, рассмотреть обстоятельства с другой стороны, ведь так неприятно сознавать, что обожаемая вами женщина и ее благовоспитанная падчерица осмысленно довели своего мужа и отца до неминуемой смерти! Хотя вы сами только что признали, что подобное вполне возможно. Особенно, если для этого имеются весомые основания.

– Но ведь вы не сможете арестовать их прямо теперь и посадить в тюрьму! – простонал Павел. – Ведь нет такого закона, который бы карал… – он запнулся, – за неосознанное желание смерти ближнему.

– Вот это мы и будем разбирать, осознанное или неосознанное, – ответил Сердюков, бросив на обомлевшую Ольгу взгляд, в котором читалось нечто вроде сочувствия. – Вероятно, сейчас заключение под стражу не потребуется, но пока следствие будет продолжаться, любезные дамы будут находиться под надзором полиции и покидать Петербург им будет запрещено.

– Но ведь мы так любили его! – едва слышно прошептала Ольга и невольно перевела взор с падчерицы на большую фотографию, стоявшую на изящной ажурной этажерке.

Снимок была сделан в день их свадьбы в фотографической мастерской Карла Буллы. В овальной темной деревянной раме, на изогнутой подставке, фотография представляла новобрачных в самый радостный день. Они стояли на пороге своего счастья. Извеков, умудренный опытом жизни и таинств любви. И она, Оля, юная, страстная, трепещущая, вся устремленная вперед в неведомое. И, как назло, именно теперь Оле снова вспомнились их первые тайные свидания, полные жгучего неутоленного желания, когда они, снедаемые страстью, упивались поцелуями в закрытой карете или в темной аллее парка.

Оля даже прикрыла глаза, настолько явственно почудились эти сладостные поцелуи на ее губах, нежные трепетные прикосновения горячих, рук. Полно, да было ли это?

* * *



…Сухневич устало прикрыл глаза и стал ждать, когда тяжелая дремота овладеет его телом и сознанием. Но мучительная боль в голове не давала заснуть. Он надеялся, что помогут лекарства, которые дал приехавший с Сердюковым врач. Следователь и молодой доктор Трофимов прибыли на дачу Извековых, когда день доживал последние часы. Врач осмотрел раненого и распорядился лежать со льдом на голове. Герасима послали в поселок нанять женщину для ухода за больным, потому как получалось, что ближайшую неделю Сухневичу придется провести на этом диване. Нанятая в сиделки опрятная старушка уже в скором времени суетилась в комнате больного. Она подносила ему пить, помогала переменить одежду на уютный халат, заботливо прихваченный Сердюковым из города, поправляла подушки и одеяла.

За окном совсем стемнело, пора было ложиться спать.