Хорош в постели   ::   Уайнер Дженнифер

– А теперь, – продолжила рабби, – мать Джой, Кэндейс, расскажет, как она выбирала имя.

– Я многое узнала за этот год, – начала я, глубоко вздохнув. «Не плачь», – приказала себе. – Я узнала, что многое в жизни происходит не так, как ты планируешь, как тебе того хочется. И я узнала, что, если что-то пошло не так, совсем не обязательно, что тебе удастся все исправить, вернуть на круги своя. Я узнала, что сломанное так и останется сломанным, что человек может попасть в беду, но должен надеяться на лучшее, если есть люди, которые его любят. – Я замолчала, провела рукой по глазам. – Я назвала мою девочку Джой, потому что она моя радость, мое счастье, и она названа Лией в память об отце ее отца. Его среднее имя было Леонард, и он был удивительным человеком. Любил жену, любил сына и, я знаю, любил бы и Джой.

Все. Я плакала, Одри плакала, мать и Таня держались за руки, и даже Люси, которая обычно не выражала эмоций («Это все прозак [79] , – объясняла она), вытирала слезы. Рабби наблюдала за всем этим с недоуменной улыбкой.

– Так когда мы будем есть? – наконец спросила она. После бубликов и салата с белой рыбой, после пирожков и яблочного торта, после того, как мы открыли коробки с подарками и пятнадцать минут убеждали Макси, что Джой; конечно, чудесный ребенок, но жемчужное ожерелье сможет надеть только на восемнадцатилетие, после того, как мы убрали оберточную бумагу и остатки еды, после того, как Джой и я немного поспали, Питер, Джой и я отправились на берег реки дожидаться окончания столетия и тысячелетия.

Я чувствовала, что новое тысячелетие принесет мне немало радостей. Фильм по моему сценарию готовился к запуску в производство. Мой вариант статьи «Любить толстушку» вышел в ноябрьском номере вместо рубрики Брюса. Ответственный секретарь сообщила мне, что такой лавины откликов они никогда не получали. Все женщины, которые ощущали себя слишком толстыми, слишком маленькими, слишком страшными или странными, чтобы соответствовать господствующим в обществе стандартам, хвалили мое мужество, порицали эгоизм Б., делились собственными историями о том, каково быть нестандартной женщиной в Америке, и слали наилучшие пожелания крошке Джой.

– Это что-то невероятное, – говорила ответственный секретарь, описывая мешки почты, а также детские одеяла, детские книжки, плюшевых медвежат, иконы и счастливые талисманы, которые присылали в «Мокси». – А вы не думали о том, чтобы писать нам постоянно? – Она уже все спланировала, им нужны ежемесячные донесения с фронта, который держит мать-одиночка, события в моей жизни и жизни Джой. – Я хочу, чтобы вы писали нам, каково это – жить в вашем теле: работать, ходить на свидания, сочетать встречи с друзьями с материнскими обязанностями.

– А как насчет Брюса? – спросила я. Я пришла в восторг от предложения сотрудничать с «Мокси» (и восторг этот только увеличился, когда мне сказали, сколько будут платить), но мысль о том, что мои статьи каждый месяц будут появляться рядом со статьями Брюса, в которых он будет делиться с читательницами подробностями своей сексуальной жизни, а я – рассказывать о смене подгузников и примерке купальника, не радовала.

– Контракт с Брюсом на следующий год не продлен, – отчеканила она. Меня это более чем порадовало, и я тут же согласилась на все ее условия.

Декабрь я провела, обустраиваясь в новой квартире и в новой жизни. Не напрягалась. Проснувшись утром, одевалась сама, одевала ребенка, брала Нифкина на поводок сажала Джой в коляску и шла в парк, сидела на солнышке. Нифкин играл с теннисным мячом, соседи любовались Джой.