Заморозь мне Маргариту   ::   Хендерсон Лорен

В какой-то части мозга, не занятой горестями творческого кризиса, мелькнула мысль: интересно, как Салли умудряется застегивать свою кожаную щель, чтобы его роскошные сицилийские ресницы не застревали в молнии. Все-таки жалко такую красоту выдергивать.

– Говоришь, ты мобили строить?

– Ну да.

– Guarda bene [4] , нам надо встречайся и говорить об это. Если я заглянуть к тебе в студия? У тебя там есть такие скульптуры?

– Да, но…

– Я хорошо помни твои работа. Мне жутко нравиться то, что ты делай, жутко!

– Ну, сейчас все по-другому, – быстро проговорила я.

Я не отношусь к тем, кто хранит свои юношеские творения. Наоборот, мне нужно двигаться вперед. Причем лучше – как грузовик с цепями на колесах, сокрушающий все старые работы. В художественной школе преподаватель живописи однажды попросил нас принести то, что мы считаем своими лучшими работами, а потом объявил, что мы разожжем во дворе костер из этих картин. Я тогда единственная подпрыгнула от счастья. Иди вперед или умри. Слава богу, есть галерея, куда можно сдавать свои скульптуры. Некоторые хранят работы годами, не в состоянии ни продать их, ни выставить. С таким же успехом могли бы жить в склепе среди разложившихся трупов.

Салли пожал плечами и воздел руки. Этот жест я помнила хорошо: «И что с того?»

– А зачем тебе на них смотреть? – осторожно спросила я.

– Я теперь работай в театре, и у меня неплохо получайся. – Салли не смущали английские запреты на хвастовство. Что ж, отрадно слышать. – Я только начать… вот-вот начать, – поправился он, – работай над постановка «Сон». Я хочу сказай «Сон в летнюю ночь»…

– Спасибо, что разъяснил. Я и не думала, что ты имеешь в виду «Сон о Джинни» [5] .

– Cosa? [6] Ну, короче, мы хоти, чтобы все был современно, современно, современно. И у нас есть деньги, большой красивый театр с авансценами, и мы позволяй себе актеров. Я уже давно размышляй, как все это делай поинтереснее, как Питер Брук [7] с его трапециями. И тут появляйся ты и говори, что делай мобили, и эта идея просто взрывайся у меня в голова… Они большие, да? Ты ведь всегда делай крупная вещь.

– Довольно большие. Но, Салли, даже если мои мобили тебе понравятся, в театре работать мне сейчас меньше всего хочется. Честно говоря, я собираюсь в отпуск. Куда-нибудь в теплое место, где красивые мальчики и холодная выпивка.

– Я ехай с тобой! Я знай такое место. А потом мы ставить спектакль.

– О, бога ради…

В этот момент поводок Салли изъяли из моей руки.

– Он хорошо себя вел? – осведомилась хозяйка. Помада у нее на губах была цвета перезревшего чернослива и липко поблескивала даже в полумраке. Либо дамочка минуту назад ее подправила, либо только что отведала свежей крови юных девственниц.

– Плохо! – мстительно ответила я. – Прицепился как репей.

Хозяйка резко выдохнула и так сильно дернула Салли за ошейник, что он чуть не упал с табурета.

– Я вижу, ты по-прежнему отказываешься подчиняться дисциплине! – заорала она и поволокла его за собой.

Она его так и впрямь задушит – сдавленный стон Салли не был притворным.

– К ноге!

– Я тебе звони! – прохрипел Салли, ковыляя на четвереньках и через шнуровку купальника выставив на обозрение задницу.

Я смотрела на Салли и понимала, что он действительно позвонит. У Салли не было моего номера, но его это не остановит: мерзавец станет названивать всем знакомым, пока не добьется своего. Что ж, на этот раз ему придется смириться с отказом. Ничто не заставит меня столько времени возиться со скульптурами для того, чтобы типы, называющие себя Душистый Горошек или Горчичное Зерно [8] , болтались на моих творениях, как на цирковых трапециях. У меня есть своя гордость.

– Кто это был? – поинтересовалась Джейни. Я кратко описала ей Салли и его последнюю великую идею. К моему удивлению, Джейни тут же заявила, что не видит абсолютно ничего дурного в таком предложении.