Жар небес   ::   Браун Сандра

Первая баптистская церковь была заполнена до отказа, пришлось ставить дополнительные стулья в проходах, а те, кто все же не поместились, толпились снаружи. Поминальная служба была весьма помпезной, никогда проповедник не был столь красноречив. Пел хор в полном составе, и на Последних словах молитвы даже у тех, кто недолюбливал Коттона при жизни, из глаз потекли слезы.

Однако панихида произвела меньшее впечатление, чем место его захоронения. Коттона по каким-то причинам положили не рядом с женой на фамильном участке кладбища Лорента, как все ожидали, а в уединенном уголке Бель-Тэр прямо в лесу. Только Шейла знала, что рядом с могилой отца была другая могила. Знала, что отец одобрил бы такое ее решение.

За день до его похорон ей пришлось съездить в Новый Орлеан на похороны останков Кена Хоуэла. Прискорбно мало людей присутствовало здесь. Трисия не проронила ни слезинки. С сестрой она не только не пожелала разговаривать, но даже ни разу не посмотрела в ее сторону. После короткой церковной службы ее увели полицейские. Шейла оплатила услуги адвоката Трисии – иной помощи от сестры та принимать не пожелала. Отказалась и от свидания с Шейлой в тюрьме.

Во время этих печальных дней траура Шейла позвонила Марку в Лондон. Он выражал соболезнования, утешал, но что-то изменилось в их дружбе. Каждый из них с сожалением понял, что возврата к былым отношениям быть уже не могло.

Так Шейла осталась в одиночестве в большом доме, и никогда ей не было так одиноко, как теперь, в этот вечер. Она приняла ванну. Ее одежда была аккуратно сложена на постели. Оставалось только уложить все в чемодан и отправляться спать. Она, однако, решила задержаться в этот вечер подольше, поскольку ей предстояло провести свою последнюю ночь в Бель-Тэр.

Когда угас последний луч солнца на горизонте, Шейла, пытаясь сбросить оцепенение тоски, отвернулась от окна.

Он стоял на пороге ее спальни, прислонившись плечом к дверной раме, и молча смотрел на нее. Одет был как обычно – джинсы, сапоги, рабочая рубаха. От этого ей стало особенно неловко, поскольку сама она была в неглиже.

– Я вижу, твои манеры не улучшились с тех пор, как я видела тебя в последний раз, – заметила она. – Разве нельзя хотя бы сначала постучать в дверь?

– Я никогда не стучал, входя в спальню к женщине. Он оттолкнулся от дверного косяка и вошел в комнату. Извлек из нагрудного кармана конверт и положил его на ночной столик.

– Я получил твое письмо.

– Тогда больше нам нечего сказать друг другу, верно?

Он рассеянно взял со столика флакон с духами и понюхал.

– Пожалуй, так. Если не считать того, что подобные новости обычно передают при личной встрече.

В своем халатике Шейла чувствовала себя обнаженной, но не столько физически, сколько морально. Его присутствие в спальне действовало на нервы. А он ходил по ней, трогал разные предметы, и от этого ей было еще больше не по себе.

– Я решила, что нам лучше никогда не видеться. Мой юрист, учитывая мое желание, посоветовал проинформировать тебя об этом почтой.

– И он поддержал твое решение передать мне Бель-Тэр?

– Нет.

– Потому что я незаконнорожденный сын Коттона.

– Его возражение касалось не этого. Он… он считает, что я должна была слепо следовать букве завещания папы.

– То есть поделить собственность на три части: между тобой, мной и Трисией?

– Да.

– Но ты решила иначе?

– Да.

– С чего же вдруг? – Он преспокойно уселся в кресло, накрытое чехлом, и закинул ногу на ногу.

– Это трудно объяснить, Кэш.

– Попытайся, – потребовал он.

– Мой отец… наш отец… обращался с тобой отвратительно.

– Хочешь исправить его ошибки?

– Ну, если так можно выразиться.

– Рожденный не на той стороне одеяла прав не имеет, Шейла.

– Нет, ты для него значил гораздо больше. Он горько рассмеялся:

– Живой укор совести.

– Может быть.