Женщина-зима   ::   Знаменская Алина

Теперь он заметил внизу, на дороге, зеленую «Ниву».

Напрыгавшись и наоравшись, Гуськов сбежал по горе вниз, впрыгнул в «Ниву» и уехал. Борис достал телефон. Сеть была плохая. Он глазами смерил расстояние до верхушки горы и с сомнением покачал головой. Еще неделю назад он, не задумываясь, зашагал бы вверх. Теперь он не доверял своему телу.

— Давайте я проверю, — предложил Тимоха.

Он взял протянутый ему телефон, в несколько гигантских шагов очутился на вершине горы.

— Ловит! — обрадованно закричал он. — Кого набрать?

— Дмитрия!

Тимоха поколдовал над телефоном.

— Есть! Сигнал идет! Что сказать?

Добров дернулся в сторону Тимохи, но тут же остановился. Действительно, что сказать Димычу, который ему теперь то ли друг, то ли враг? Сказать, что жив и здоров, но самостоятельно не может добраться домой?

Тимоха сверху отчаянно жестикулировал.

— Объясни… как сможешь, — буркнул Добров и махнул рукой.

Тимоха что-то заговорил в трубку, потом стал перебегать с места на место, орать отдельные слова. Вероятно, сеть была непостоянна. Парень прыгал по горе, как и предыдущий товарищ. Потом уставился на телефон. Постояв так несколько секунд, стал спускаться.

— Телефон разрядился.

Борис уже понял, что этим все закончится. Он вспомнил слова Полины. Зачем-то он очутился в этой дыре, оторванный от мира. Он сейчас не принадлежит себе. Нужно расслабиться и плыть по течению.

— Поехали домой, Тимоха.

— Поехали.

Возвращались молча. Теперь настроение Бориса изменилось. Он задавал себе вопрос: смог бы жить здесь? И сам себе отвечал: нет, не смог бы. Не выдержал бы созерцания всеобщей нищеты, выпирающей то упавшим забором, то осевшей крышей сарая, то некрашеными окнами клуба… Кругом разруха, запустение, вчерашний день…

— А это наша столовая. — Тимоха показал на длинное одноэтажное кирпичное здание с облезлой дверью. Сбоку торчало дощатое сооружение известного назначения вовсе без дверей. — Когда-то здесь такие беляши жарили! — вспоминал Тимоха. — Наш колхоз раньше был миллионер. В каждом втором дворе — машина. А сейчас снова на санях ездят.

— Ну, ты-то, наверное, тех времен не помнишь. А, Тимофей?

— Я — нет. Дед рассказывал, и мама помнит.

— Ну а ты скорее всего мечтаешь уехать отсюда куда глаза глядят.

— Почему вы так думаете? — возразил парень. — Как же я маму оставлю одну? Ей без меня трудновато придется.

— Чем же ты здесь займешься?

— Мало ли чем? Вон дядя Володя Никитин маслобойку построил. И я что-нибудь придумаю. Сначала в армию пойду, потом сельхозакадемию закончу. А потом обязательно что-нибудь придумаю!

Добров повернулся, чтобы лучше видеть лицо своего спутника.

— Тимофей, дай я пожму твою руку!

Они обменялись рукопожатием. Когда вернулись домой, Полины не было.

— Мама на репетиции в клубе, — пояснил подросток.

— А ты что будешь делать?

— Корову посмотрю, она у нас отелиться вот-вот должна. А потом ужин буду готовить.

— Меня в напарники возьмешь? Не привык я, брат, без дела сидеть.

— А что вы умеете? Борис честно подумал:

— Курицу могу жареную, отбивные и плов.

— Тогда — плов. Только вы таблетки не забудьте выпить. Вон мама на холодильнике оставила.

Добров улыбнулся и молча проглотил таблетки.

Часа полтора они провозились с пловом. Зато когда Полина вернулась, ее в сенях встретили такие запахи, что она решила — Любава приехала. Но ошиблась. Ее сын Тимофей укутывал утятницу фуфайкой. А их гость в рубашке с закатанными до локтей рукавами и в хозяйском фартуке тер на крупной терке черную редьку. По кухне гуляли сногсшибательные запахи.

— А я думала — сестра приехала, — почему-то не отрывая глаз от больших ловких рук Доброва, сказала Полина.

— Мы сами ужин готовим, — доложил Тимоха.

— Мы сами с усами, — добавил Добров.