Жюльетта   ::   де Сад Донасьен Альфонс Франсуа

Природа сотворила нас не для чего иного, кроме как для наслаждения, она сделала землю сценой для наших развлечений, а ее жителей – нашими игрушками, предметами нашего удовольствия, ибо удовольствие есть всеобщий, универсальный движитель и закон жизни. Я допускаю, что незавидна участь жертв, но без них никак нельзя, наш мир разлетелся бы на куски, если бы не было высшего промысла, который устанавливает равновесие в мироздании; только благодаря злодеяниям поддерживается естественный порядок, только таким путем Природа восстанавливает то, что каждодневно утрачивается в этой системе из-за нашествий добродетели. Стало быть, творя зло, мы повинуемся Природе, между тем как наше неприятие зла есть единственное преступление, непростительное в ее глазах. Да, друзья мои, давайте всем сердцем примем эти принципы, в осуществлении которых заключены единственные на земле истоки счастья.

Такими словами мадам де Лорсанж заключила рассказ о своих приключениях, скандальные и чудовищные подробности которых не один раз вызывали слезы у внимательно слушавшей Жюстины. Шевалье и маркиз также были взволнованы, но совсем по-иному, и их раскаленные, побагровевшие члены, извлеченные из панталон, показали, сколь различны были чувства, которые их обуревали. Оба они уже собирались приступить к утехам плоти, когда вошедший дворецкий доложил о возвращении Нуарсея и Шабера – читатель, очевидно, помнит, что они на несколько дней отлучились в деревню по своим делам, предоставив графине возможность познакомить двух новых друзей с событиями ее жизни, которые были уже известны нашим старым знакомым.

Слезы, смочившие щеки несчастной Жюстины, ее трогательный опечаленный вид, красноречиво свидетельствовавший о том, как она страдает, ее врожденная скромность и добродетельность, которая сквозила в каждой черточке ее нежного лица, – все это чрезвычайно разожгло похоть Нуарсея и служителя церкви, и они заявили в один голос, что сию же минуту должны утолить свои мерзкие и жестокие прихоти. Они увели Жюстину в соседнюю комнату, оставив маркиза, шевалье и мадам де Лорсанж, которые не замедлили предаться другим, не менее изощренным похотливым забавам, для чего призвали несколько лакеев и служанок, коих не было недостатка в этом замке.

Было около шести вечера, солнце клонилось к закату, когда они вновь собрались все вместе, дабы решить судьбу Жюстины. В виду отказа мадам де Лорсанж оставить сей образчик праведности под своей крышей спор шел о следующем: вышвырнуть бедняжку за ворота или уничтожить ее во время очередной оргии. Маркиз, Шабер и шевалье, более, чем пресытившиеся робкой неопытной девушкой, настаивали на последнем; тогда, выслушав мнение всех присутствующих, попросил слова Нуарсей.

– Друзья мои, – так обратился он к веселому избранному обществу, – в подобных обстоятельствах разумнее всего предоставить Природе самой решить этот вопрос. Вы, наверное, обратили внимание на то, что в небе собирается сильная гроза, так почему бы нам не вверить судьбу этой девицы естественному ходу вещей, иными словами, первичным элементам миропорядка? И если они пощадят ее, я, не раздумывая, вступлю на праведный путь.

Это предложение было встречено всеобщим восторгом.

– Мне нравится эта идея, – сказала мадам де Лорсанж, – надо незамедлительно осуществить ее.

За окнами сверкали молнии, завывал ветер, темные тучи сталкивались друг с другом словно в адском кипящем котле, на небосвод было страшно смотреть. Как будто сама Природа, устав от своих трудов, собиралась смешать в кучу все первичные элементы с тем, чтобы придать им новые формы.