Зоя   ::   Стил Даниэла

 — Она не стала говорить, чем именно, но доктор, появившийся часа через два, подтвердил диагноз: корь.

— И в тяжелой форме, мадам. Где, по-вашему, она могла заразиться?

Ответ «во дворце императора всероссийского, от его дочерей» прозвучал бы нелепо, и потому графиня ответила так:

— Мы приехали издалека и долго были в дороге. — Взглянув в ее печальные и мудрые глаза, доктор понял, что эти женщины прошли через многие испытания, но он и представить себе не мог, что пришлось им вынести за последние три недели, как мало осталось им от их былой жизни и как страшит их грядущее. — Мы из России, — продолжала она. — В Париж добирались через Финляндию, Швецию и Данию.

Доктор с изумлением посмотрел на нее и вдруг понял, кто перед ним. В последнее время в Париж по такому же маршруту уже попадали люди из России, бежавшие от революции. Ясно было, что с каждым месяцем их будет все больше — тех, кто сумеет вырваться.

Уцелевшая русская знать хлынет за границу, и ее большая часть осядет в Париже.

— Мне очень жаль, мадам…

— И мне тоже. — Графиня печально улыбнулась. — Значит, воспаления легких нет?

— Пока нет.

— Кузина, от которой она заразилась, заболела пневмонией.

— Посмотрим. Я сделаю все, что будет в моих силах, и завтра утром навещу ее.

Однако к утру состояние Зои ухудшилось: она вся горела и то бредила, то впадала в полное беспамятство. Доктор прописал ей какое-то лекарство, добавив, что на него вся надежда. Когда еще через сутки портье сообщил Евгении Петровне, что Америка объявила войну Германии, эта новость оставила ее совершенно равнодушной. Какое ей было дело до войны и какое все это имело значение по сравнению с тем, что происходило рядом?

…Евгения Петровна сидела в номере, послав Федора за лекарством и фруктами. Федор проявлял чудеса изворотливости, добывая в Париже, где еду и все прочее отпускали по карточкам, то, чего требовала от него графиня. Он был очень рад тому, что повстречал водителя такси, говорившего по-русски: как и Юсуповы, тот совсем недавно попал в Париж. Он был князем и петербуржцем и дружил с Константином — все это Евгения Петровна не дала рассказать Федору: ей некогда было его слушать, здоровье Зои все еще очень тревожило ее.

Прошло еще несколько дней, прежде чем Зоя очнулась, обвела взглядом незнакомую убогую комнатку, посмотрела на бабушку и только тогда вспомнила, что они в Париже.

— Сколько же времени я больна? — спросила она, пытаясь приподняться в постели. Она испытывала страшную слабость: разве что кашель не терзал ее, как прежде.

— Со дня нашего приезда, дитя мое, почти целую неделю. Ты заставила нас с Федором поволноваться.

Он обегал весь город, ища для тебя фруктов. Здесь — как в России: почти ничего нет.

Зоя кивнула, словно в ответ своим мыслям, и, глядя в окно, произнесла:

— Теперь я знаю, каково было Маше… Наверно, еще хуже, чем мне… Поправилась ли она?..

— Не надо об этом думать, — с мягким упреком сказала бабушка. — Конечно, поправилась: ведь прошло уже две недели, как мы покинули Россию.

— Да? — вздохнула Зоя. — А кажется — целая вечность…

Так казалось и Евгении Петровне, которая почти не спала с того дня, как они бежали из Царского Села, — она лишь изредка дремала на стуле, чтобы не беспокоить горевшую в лихорадке Зою и оказаться рядом, если внучка попросит чего-нибудь. Теперь она наконец могла дать себе роздых и лечь в ногах единственной в номере кровати.

— Завтра ты сможешь уже встать… А пока надо побольше есть, спать, набираться сил. — Она потрепала Зою по руке, а та слабо улыбнулась в ответ:

— Спасибо, бабушка. — И со слезами на глазах девушка прижалась щекой к этой когда-то изящной, а теперь изуродованной подагрическими шишками руке, сейчас же напомнившей ей детство.