Адъютант Бонапарта   ::   Брандыс Мариан

В письме, написанном в это же самое время Альрику, генерал точно обрисовывает вид будущего памятника, Невысокая колонна из белого мрамора на цоколе из тесаного камня с надписью: "Сулковскому, адъютанту Наполеона Бонапарта, погибшему в этом месте [Слова "в этом месте" были позднее Дембинским вычеркнуты.

Видимо, заказчик сообразил, что размещение форта Сулковского не совпадает с местом его смерти. - Прим, автора.] 23 октября [Ошибка на один день в дате смерти возникла, очевидно, при пересчете революционного календаря на обычный, - Прим. автора.] 1798 года, поставил генерал Генрик Дембинский в 1834 году". Заказчик напоминал скульптору, что надпись должна быть на трех языках - польском, французском и арабском. Арабский перевод должен был сделать профессор Соботовский, ориенталист Краковского университета, изучающий в Египте восточные языки.

Сделав эти указания, Дембинский отбыл во Францию. Но некоторые польские офицеры остались в Египте.

Они были возмущены легкомысленным поведением своего шефа, в особенности его оскорбительными демонстрациями по отношению к вице-королю и принцу Ибрагиму, которые "похоронили польское дело". Они считали, что генерал не имел права отказываться от предложенных египетским правительством денег, когда "другие поляки, заманенные в Египет, были босые, оборванные и страдали от голода". Между прочим, не обошлось без критики по адресу памятника Сулковскому. Один из недовольных, капитан Орлицкий, счел вредным безумием намерение ставить памятник адъютанту Бонапарта в районе города, "жители которого еще помнят кровавую резню, учиненную французами", и предсказывал, что арабы наверняка этот памятник снесут. К сожалению, предсказание это сбылось.

Генерал Дембинский, вернувшись во Францию, представил эмигрантским властям обширный рапорт, в котором оправдывал свое поведение перед египетским правительством. Большой фрагмент этого рапорта был посвящен памятнику. Приведу этот отрывок целиком, поскольку он весьма своеобразно передает легенду о Сулковском.

С той минуты, когда я утратил надежду сделать что-либо для своей отчизны и пересадить в эту страну чистую и безупречную ветвь народного древа, - писал в присущем ему патетическом стиле бывший руководитель восстания, - для меня стало ясно, что нужно прежде всего уберечь честь народа и послужить сему самим существованием своим. Именно такие чувства воодушевляли молодого Сулковского. И тут на ум мне пришел памятник ему. Не витийством, не писанием статей, не хулением земляков обрел он славу и тщился быть полезным своей отчизне, но тем, что дал увлечь себя идее, которая должна вдохновлять всех нас: "Еще ничего не сделано, если остается что-то сделать". Покрытый еще свежими ранами, он бросился в новую опасность, где и пал геройской смертию. Жертва, которую он принес самой жизнью своей, уже овеянной славой, дала великому человеку, рядом с которым он сражался, высокое представление о благородстве характера нашего народа. Кто знает, какое воздействие имело это позже на нашу судьбу! Что касаемо меня, то я уверен, что если бы поляки, кои оказались потом в окружении императора Наполеона, как Красинский и Рожнецкий, так же пожертвовали своими личными амбициями, как сделал это адъютант генерала Бонапарта, то пос- ледний, возможно, не совершил бы ошибок, которые история ставит ему в вину перед нашей Отчизной. Последуем же примеру благородного молодого человека: пусть каждый из нас принесет в жертву себя, имущество и любовь свою во благо Отчизне, и тогда, рано или поздно, это даст свои плоды. Остережемся же подражать другим, уже упомянутым полякам, кои в поисках легкой карьеры, не путем действительных заслуг, а путем интриг против других, могут только повредить нашему делу, а тогда можем спокойно ожидать суда будущего. Сравнение между этими поляками и Сулковским служит доказательством тому.