Блестящее назначение   ::   Станюкович Константин Михайлович

так скверно искривил свой беззубый рот в улыбку и колко сказал: "Такой чувствительный семьянин не должен быть моряком. Раз служите - должны плавать. Немедленно примите корвет и с богом!.." И некоторые из присутствующих тихо захихикали. Хотели подслужиться. Есть ведь подлецы!

Виктор Иванович поморщился точно от боли и продолжал.

- И ведь адмирал прав... Да, прав!

- Ты его еще оправдываешь?

- Да, родная моя. Ведь с тех пор, как я привязался к тебе, море перестало быть для меня прежним... Служба не захватывает больше... Меня манит берег... к тебе... Я знаю, что такое счастье... И как министр сказал, так хоть в ту же минуту подал бы в отставку.

- Так что ж?..

- А где сейчас найдем место? Чем будем пока жить? И не дали бы отставки... Еще, пожалуй, отдали бы под суд... Неповиновение начальству... Исключили бы со службы...

И взволнованным, виноватым голосом Виктор Иванович вдруг прибавил:

- Виноват я перед тобой, Вера. Должен был раньше выйти в отставку... Тогда бы...

- Что ты говоришь, Витя?.. Ты, хороший, избаловавший меня счастьем, виноват передо мной?! - перебила Вера Николаевна.

И, едва сдерживая рыдания, глядела на мужа прелестными большими и грустными глазами, полными бесконечно благодарной любви беззаветно преданной, но не влюбленной женщины.

Виктор Иванович благоговейно поцеловал ее руку и восторженно промолвил:

- Золотое ты сердце... А я все-таки виноват... "Слишком чувствительный семьянин для флотского офицера"!

Загарин пробовал улыбнуться. Но вместо улыбки вышла какая-то гримаса.

И он продолжал:

- Ушел от адмирала, и блеснула надежда. Извозчика и - к Путинцеву. Знал, что он в Петербурге... Знаю, что бесшабашный карьерист, без правил, только что выскочил, адмирал и влюбленный в себя... Любимец министра... А все-таки, думаю, товарищ... Стоит только доложить адмиралу, и меня вызволит...

- Не люблю я Путинцева! - вдруг возмущенно воскликнула Вера Николаевна, обыкновенно очень снисходительная к людям.

И лицо ее залилось румянцем.

- Хлыщ... Женатый Дон-Жуан... И еще хвастает победами... То-то и не любишь Путинцева.

- Просто не терплю его... Я видела его два раза в собрании... Он так гадко глядел на дам, что они должны бы сгореть от стыда...

- На тебя, надеюсь, не смел так смотреть? - спросил Виктор Иванович и внезапно побледнел.

- Что ты, милый... Хоть он и нахал...

- Смел бы! - глухо прошептал Виктор Иванович.

И Вера Николаевна, с чувством гадливости вспомнившая о взгляде Путинцева, еще вчера на улице заставившего ее покраснеть и отвернуться, снова вспыхнула и оттого, что скрыла про этот взгляд, чтоб не расстроить мужа, и оттого, что Путинцев осмелился так взглянуть на нее.

И она сказала:

- Разумеется, Путинцев не захотел тебе помочь?..

- И вдобавок оказался лицемерным прохвостом... Стал распинаться в товарищеских чувствах... Вилял и сказал, что он не в таких отношениях с министром, чтобы просить за другого... И наврал с три короба, чтоб увильнуть... И сказал, что, верно, кто-нибудь из старых адмиралов указал на меня министру. И он решил, что я должен идти, и заартачился. Он упрям... И что я, верно, раздражил его, если он так категорически отказал... И советовал по-товарищески идти, а через год пусть я прошусь по болезни в Россию. И тогда Путинцев похлопочет. "Ты, говорит, опять будешь в семье..." И еще соболезновал... Одним словом, мне было досадно, что я первый раз в жизни искал протекции и обратился к нему... Так и сказал Путинцеву.

И муж и жена притихли.

Наконец Вера Николаевна спросила:

- Когда ты должен уходить?

- Через неделю...

- Нет... Не уходи... Не уходи... Ведь это... несчастье... За что?

IV

Для такого мужа и отца и такого не честолюбивого и далеко не завзятого моряка, каким был Виктор Иванович, блестящее назначение было действительно большим несчастьем.