Чингиз-хан   ::   Ян Василий

Так прошло много лет, пока я, наконец, попал в Гургандж, на эту улицу, которую мне указал мой багдадский друг. Я нашел и дом, и калитку под белоснежным деревом акации, и, наконец, я беседую с тобою, делатель чудес, который, вероятно, помнит, юношу, обитавшего здесь, в этом дворе, и ушедшего пятнадцать лет назад из Гурганджа? - Как звали этого юношу? - спросил старик сурово. - Там, в высоком дворце знаний, он назывался Абу Джафар аль Хорезми (из Хорезма). - Как ты осмелился произнести это имя, несчастный! - закричал старый мирза (писарь), и пеной покрылись губы его.- Знаешь ли ты, что он величайший грешник? Несмотря на свои юные годы, он покрыл позором и себя и своих родителей и чуть было не бросил в пучину бедствий всех родичей. - Но ведь он был очень юн? Что такое мог он сделать? Убил ли он кого-нибудь, или покушался на знатного бека? - Этот ужасный Абу-Джафар, к прискорбию, с юных лет отличался большими способностями и прилежанием. Он учился вместе с другими учениками у наших лучших учителей, стараясь постигнуть и чтение, и красоты изящного письма, и глубокий смысл великой книги Корана. Он преуспевал во всем и стал удачно складывать стихи, подражая Фирдоуси, и Рудеги, и Абу-Саиду. Но стихи его были не на поучение другим, а только для соблазна легковерных... Старик продолжал шепотом: - Этот несчастный юноша начал вольнодумствовать. Он позволял себе спорить с седобородыми улемами и имамами, ввергая в смущение других простодушных слушателей. Наконец, когда имам заметил: "Ты идешь не по дороге в рай, а в огненную пропасть ада",- Абу-Джафар ему дерзко ответил: "Ступай от меня и не зови меня в рай! Когда ты проповедуешь о четках, о местах молитвы и о воздержании, я думаю, не все ли равно - идти ли в мечеть Мухаммеда, или в монастырь Исы, где звонят в колокола, или в синагогу Моисея. Везде я искал, но не находил бога, бога нет, его выдумали те, кто торгует его именем. Мой свет, мой проводник - Абу Али Ибн Сина". Тогда святые имамы прокляли его и приказали схватить. Они хотели на площади города отрезать его ядовитый язык и обе руки, чтобы он не мог больше сочинять свои растленные стихи. Но Абу-Джафар со змеиной ловкостью исчез. Сперва думали, что его отец из жалости где-либо скрывает преступного сына. Поэтому сам хорезм-шах Мухаммед, узнав об этом деле от имамов, приказал схватить отца, бросить его в клоповник зиндан и надеть цепь с надписью: "Навеки и до смерти". А если отец умрет, то вместо него шах приказал посадить ближайшего родственника, пока Абу-Джафар добровольно не вернется. - И отец до сих пор в тюрьме? - тихо спросил дервиш. Его расширенные глаза сверкали, а лицо стало серым, как у мертвеца. - Отец умер, не выдержав сырости, темноты и страшных клещей и клопов подвала. Исполняя приказ хорезмшаха, палачи схватили младшего его сына Тугана, надели на него ту же цепь и бросили в тот же подвал. - Какое преступление! - прошептал дервиш. - Мне очень жаль этого мальчика Тугана,продолжал старик.- Я много заботился о нем. Не желая, чтобы Туган пошел по следам его испорченного старшего брата, я старался просветить его. Туган учился у меня чтению и письму, но его больше тянуло к мастерству и воинским забавам, и я отдал его в обучение кузнецу Кары-Максуму, который показывал, как изготовлять отличное оружие. Теперь заменяет мне Тугана маленькая сирота, дочь рабыни, Бент Занкиджа. Она оказалась очень способной к чтению, письму и запоминанию разных стихов и песен. С годами глаза мои стали слепнуть, и все передо мною двоится, и я вижу вместо одного сразу три месяца. Бент-Занкиджа стала моим помощником, писцом. Она записывает мои беседы и переписывает книги. Вот она сидит перед тобой с калямом в руке. Тогда дервиш понял, что переписчик в голубой чалме - это девушка, недавно выходившая с лопатой из калитки.