Приключения бригадира Жерара (Бригадир Жерар - 2)   ::   Конан-Дойль Артур

- Вы не сделаете этого! Не сделаете! - говорил он. - Я умоляю суд пересмотреть приговор! - Отойди, брат, - сказал старик, - главный среди них. - Приговор вынесен, и мы переходим к следующему делу. - Ради всего святого будьте милосердны! - воскликнул молодой человек. - Мы были милосердны, - отозвался тот. - Даже смерть - слишком легкая кара за такое преступление. Молчи и не мешай суду. Я видел, как юноша в отчаянии упал на стул. Но мне недосуг было раздумывать, отчего он так сокрушается, потому что одиннадцать его собратьев уже устремили на меня суровые взгляды. Роковой миг настал. - Вы полковник Жерар? - спросил свирепый старик. - Да. - Адъютант грабителя, который именует себя генералом Сюше и, в свою очередь, подчинен другому грабителю, какого не видел свет, Бонапарту? Я едва удержался, чтобы не назвать его лжецом, но иногда лучше воздержаться от возражений. - Я честный солдат, - сказал я. - Я повиновался приказам и выполнял свой долг. Кровь бросилась старику в лицо, глаза яростно сверкнули из-под маски. - Все вы воры и убийцы, все до единого! - воскликнул он. - Что вам здесь надо? Вы французы. Так и сидели бы у себя во Франции. Разве мы звали вас в Венецию? По какому праву вы здесь? Где наши картины? Где кони с Собора святого Марка? Кто вы такие, что крадете сокровища, которые наши предки собирали столько столетий? Наш город славился на весь мир, когда Франция была еще пустыней. Ваши пьяные, буйные, невежественные солдаты погубили созданное святыми и героями. Что можешь ты возразить на это? Вид у старика был грозный, нет слов, его седая борода встала торчком от ярости, голос звучал отрывисто, как лай бешеной собаки. Я, конечно, мог бы ему возразить, что с его картинами ничего не сделается в Париже, что из-за этих коней не стоит поднимать шума, а уж героев - не говоря о святых - он может увидеть, не обращаясь к своим далеким предкам и даже не вставая с кресла. Все это я мог бы ему сказать, но это было бы все равно, что спорить с мамелюком о религии. Я пожал плечами и промолчал. - Подсудимому нечего сказать в свое оправдание, - произнес один из судей в маске. - Хочет ли кто-нибудь высказаться перед вынесением приговора? Старик сверкающим взглядом обвел остальных. - Тут есть одно обстоятельство, ваша светлость, - сказал один из них. Конечно, касаясь его, приходится бередить раны нашего брата, но все же напоминаю вам, что есть особая причина примерно покарать этого офицера. - Я помню об этом, - отозвался старик. - Брат, если в одном деле суд причинил тебе боль, то в другом ты получишь полное удовлетворение. Молодой человек, который просил суд о милосердии, когда меня ввели, шатаясь встал на ноги. - Нет, мне этого не вынести! - вскричал он. - Ваша светлость, простите меня. Я не могу больше участвовать в суде. Я болен. Я теряю рассудок. Он в отчаянии простер руки к суду и выбежал из зала. - Пускай уходит! Пускай! - сказал старик. - От человека из плоти и крови нельзя требовать слишком много, он не может оставаться здесь. Но он настоящий венецианец, и, когда первое отчаяние пройдет, он поймет, что иначе мы поступить не могли. Обо мне на время забыли, и хотя я не привык, чтобы мной пренебрегали, тут я был бы рад, если бы обо мне не вспомнили подольше. Но вот старик снова сверкнул на меня глазами, словно тигр, который возвращается к своей жертве. - Ты заплатишь за все, это будет только справедливо, - сказал он. - Ты, наглый проходимец, чужак, посмел поднять нечистый взгляд на внучку самого дожа Венеции, который уже обручил ее с наследником Лореданов. За такую честь придется заплатить дорогой ценой. - Невозможно заплатить за то, чему нет цены, - ответил я. - Послушаем, что ты скажешь, когда придет твой час, - сказал он. - Может статься, что спеси у тебя сильно поубавится.