Генералиссимус Суворов   ::   Раковский Леонтий

Большинство из них обзавелось женами и детьми - семьи жили вместе с ними в солдатских слободах или на обывательских квартирах, - и родные деревни как-то понемногу выветрились из памяти. Привыкшие к походной жизни, видавшие и Крым и Польшу, старые солдаты и за тысячу верст от родимого края чувствовали себя как дома.

Огневу же все здесь было непривычное и чужое. Непривычны были эти чистые немецкие мызы, эти ветряки, эти медлительные дородные немецкие девушки. То ли дело подвижная, смешливая ручьевская Катюша!

Огнев никак не мог свыкнуться с мыслью, что он на всю жизнь должен остаться солдатом. Пока Лукич учил его, как ставить палатку или как заряжать фузею ("Не спеши! Помни: уронишь патрон аль два раза осечка будет - палок дадут!" - поучал старик), Ильюха забывал о доме. Но стоило Огневу остаться наедине, как теперь вот, и опять вспоминались родные Ручьи.

Ильюха лежал и живо представлял, что делается сейчас дома. Помещичье поле... Согнувшись в три погибели, бабы жнут яровое. Мать, проворная маленькая старуха, жнет ловко и быстро. Рядом с ней - пятнадцатилетняя Любка обливается потом, спешит, хочет не отстать от баб. Вдоль полосы едет верхом барский приказчик. Песья душа. Помахивает нагайкой, щурит коричневые злые глаза на согнутые бабьи спины...

- Черт косой! Портупея-то у тебя как? Потуже подтяни! - раздался где-то рядом начальственный окрик.

От Ильюхиных мыслей не осталось ни следа. Он с досадой приподнялся и сел. Глянул вокруг.

Из соседней палатки торчали чьи-то босые грязные ноги. В тени, под кустиком, пятидесятилетний мушкатер Зуев латал свои штаны. Штаны были когда-то, как полагается мушкатеру, из красного сукна, а теперь от множества заплат красное рдело на них лишь кое-где. Рядом с ним гренадер чинил башмак.

Русская армия сильно обносилась, обозы с амуницией все не приходили из России, а во Франкфурте в складах нашли только кирасы (Кираса - грудные и спинные металлические латы.).

Дальше полковой цирюльник брил музыканта. Музыкант с зелеными суконными накладками на плечах - "крыльцами", важно восседал на барабане.

А немного в стороне, на пригорке, денщик ротного чистил барский гардероб.

Ротный, в халате и туфлях, стоял тут же, покуривая и покрикивая на денщика.

Все то же, что Огнев видел в лагере на франкфуртских холмах каждый день уже в продолжение целой недели.

Откуда-то, из 3-й роты, доносилось:

- Скуси патрон, чтобы в зубах осталось немного пороху, всунь в дуло и прибей шомполом. Прибивай одним махом, а не так, как другой: возьмет и толчет, ровно крупу в ступе. Понял?

Это дядька обучал молодых, как заряжать фузею: в полках третья часть солдат была не обучена как следует,

"Все то же!.. Разве заснуть?"-подумал Огнев. Но в это время его кликнул Егор Лукич:

- Огнев!

- Я тут, дядя Егор! - вскочил Огнев.

- Сбегай, Ильюха, за водой! Глянь - Иванов опять картофелю раздобыл! сказал Егор Лукич, когда Огнев прибежал к капральской палатке.

Ильюха кинулся за башмаками, но капрал остановил его:

- Да беги босиком! Беги так!

Ильюха схватил котелок и побежал знакомой дорогой к ручью.

Апшеронцам, которые стояли на краю горы Большой Шпиц, против деревни Кунерсдорф, было сподручнее бегать за водой в деревню. Она лежала справа, между Большим Шпицем и Мельничной горой. В Кунерсдорфе были колодцы и три больших пруда. Но кроме апшеронцев и ростовцев, палатки которых расположились еще левее, ближе к оврагу, в деревне брал воду весь правый фланг, весь корпус князя Голицына. Помимо того, у деревни, на выгоне, разместился корпусной артиллерийский полк. Вся деревня была полна фузилерных и фурштатских служителей (Фузилер - мушкатер, фурштатский - обозный.), фурлейтов и денщиков; всюду мелькали красные с черными обшлагами кафтаны артиллеристов.