Гитлер и Сталин перед схваткой   ::   Безыменский Лев

») Дома у родителей друзей поредело – да и как могло быть иначе у члена Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) с 1916 году, члена президиума I съезда комсомола? Поэт Александр Безыменский был, пожалуй, единственным из этого президиума, оставшимся живым и на свободе. Исключенный в 1937 году из партии за былую принадлежность к троцкистской оппозиции, но непонятным образом восстановленный и не подвергшийся репрессиям, он вел не соответствующий своему необычайно жизнерадостному характеру замкнутый образ жизни. Бывали у нас только надежные и верные его друзья. О делах международных говорили не так уж много – если и говорили, то о черных делах Гитлера, о судьбе Чехословакии, где отец бывал и откуда вывез боевые антифашистские стихи знаменитых Восковца и Вериха (композитора и певца), перевел их и дал исполнять Леониду Утесову.

Третий курс философского факультета Московского института философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского – сокращенно ИФЛИ – это было удивительное собрание молодых энтузиастов (чуть не написал, вслед за забытым ныне комсомольским поэтом Джеком Алтаузеном, «безусых энтузиастов», но кто теперь поймет и оценит начитанность в пролетарской поэзии?), решивших штурмовать высоты философского мышления в условиях социализма, победившего в одной, отдельно взятой стране. В последнем мы были свято уверены, тем более что только-только появился на свет «Краткий курс истории ВКП(б)», который стал для советского студенчества не только учебным пособием, но и откровением. Именно так. Это сегодня очень просто видеть стройную систему искажений исторической истины, созданную его авторами (вовсе не только одним Сталиным), и поразительное мастерство превращения вершин мировой философской мысли (о, знаменитая 4-я глава) в большевистский катехизис, простой и понятный каждому, кто Гегеля и Фейербаха и не нюхал.

Кстати, мы-то Гегеля и Фейербаха «понюхали». Более того, я вошел в созданный незабвенным гегелианцем профессором Борисом Степановичем Чернышевым кружок, переводивший на русский язык «Феноменологию духа». Этот великий труд существовал лишь в мало внушавшем доверие переводе 1911 года, совершенном студентками Бестужевских женских высших курсов. Б. С. Чернышев решил доверить дело нам, шести студентам (из которых двое действительно хорошо знали немецкий, а остальные просто были фанатиками, увлеченными миром гегелевских мыслей). Это занятие естественно заставляло обращаться к сегодняшней Германии, ее прискорбному фашистскому бытию. Это было тем проще, если учесть, что в ИФЛИ преподавали многие политэмигранты – в их числе Дьердь Лукач, Арност Кольман. Бывали у нас Вилли Бредель, Фридрих Вольф, Эрих Вайнерт. Кроме того, действовало некое подобие «родственных связей» с московской антифашистской эмиграцией: три наших студента – Вадим Кучин, Жозеф Гречаник, Рубен Арзуманов – окончили знаменитую московскую немецкую школу, что на улице Кропоткина…

Конечно, спорили о судьбе Германии, о том, как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера; о том, как быстро в случае нападения Германии на Советский Союз немецкие солдаты – «рабочие и крестьяне в солдатских шинелях» – повернут оружие против своих классовых врагов. Да, именно как быстро, а не вообще – повернут или нет? Спорили об этом даже в июне и июле 1941 года. Я прекрасно помню, как в июле из Германии вернулся Рубик Арзуманов, которого сразу после подписания советско-германского пакта 1939 года послали переводчиком в наше посольство. Он проработал там до войны и вернулся вместе с советской колонией в СССР. Мы собрались у него дома, послушали его рассказы и… снова рассуждали о быстром конце войны и великом пролетарском интернационализме. Увы, это была не только студенческая иллюзия, а самообман, внушенный всей системой образования и мышления.