Признания Мегрэ   ::   Сименон Жорж

Его адвокат продолжал делать неосторожные заявления в печати. Я насчитал пятьдесят три анонимных письма, из-за которых мы побывали во всех районах Парижа и во всех пригородах. Кроме того, пришлось послать поручения уголовной полиции в провинцию. Нашлись люди, которым казалось, что в ту ночь они видели Мартена Дюше в Отейе, а одна бродяжка даже утверждала, что отец Аннет, совершенно пьяный, делал ей какие-то предложения у моста Мирабо. Другие указывали нам на молодых людей, которым якобы покровительствовала Кристина Жоссе. Мы проверили все сигналы, даже самые невероятные, и каждый вечер я посылал новый отчет судебному следователю Комелио, который прочитывал его, пожимая плечами. Среди молодых людей, о которых нам говорили, речь шла об одном малом по имени Пополь.

В анонимном письме значилось:



«Вы можете найти его в баре „Луна“, на улице Шаронны, где его хорошо знают, но они будут молчать, потому что у них у всех совесть нечиста».



Автор письма приводил подробности, уточнял, что Кристина Жоссе любила «опрощаться» и что она часто встречалась с Пополем в меблированных комнатах возле канала Сен-Мартен.



«Она купила ему машину, 4CV, и это не мешало Пополю несколько раз колотить ее и шантажировать…»



Мегрэ сам пошел на улицу Шаронны; бистро, о котором говорилось в письме, и в самом деле было притоном жуликов, которые улетучились при его появлении. Он допросил хозяина, официантку, потом, в следующие дни, тех завсегдатаев, с которыми ему легко удалось завязать разговор.

– Пополь? А кто это?

Тут они принимали слишком невинный вид. Если верить им, никто здесь не знал никакого Пополя. Комиссар ничего не добился и в меблированных комнатах возле канала.

В картотеке лиц, привлекавшихся к суду, а также в картотеке водительских прав не нашлось никаких полезных указаний. Многие владельцы 4CV, недавно купившие машины, носили имя Поль. Некоторых из них разыскали, но четырех или пяти не оказалось в Париже.

Что касается друзей и приятельниц Кристины, то они по-прежнему были вежливы, но хранили молчание. Для них Кристина была очаровательной женщиной, милочкой, душечкой, исключительным созданием.

…Мадам Мегрэ увела мадам Пардон в кухню: она хотела ей что-то показать. Потом обе женщины, чтобы не мешать мужчинам, уселись в столовой. Мегрэ снял пиджак и закурил пенковую трубку, которой он пользовался только у себя дома.

– Обвинительная палата дала свое заключение, и мы на набережной Орфевр были окончательно обезоружены. Все лето мы занимались другими делами. В газетах было объявлено, что Жоссе в состоянии нервной депрессии переведен в больницу тюрьмы Сантэ, где его лечат от язвы желудка. Кое-кто из публики посмеивался, потому что у людей определенного круга это уже стало традицией – заявлять о своей болезни, как только они попадают в тюрьму. Когда осенью Жоссе появился на суде, на скамье подсудимых, все увидели, что он похудел на двадцать килограммов и что это был уже совсем другой человек. Одежда болталась на нем, как на вешалке, глаза провалились, и, хотя его адвокат смотрел на публику и свидетелей вызывающе, Жоссе, казалось, было безразлично все, что происходило вокруг него. Я не слышал, как председатель суда допрашивал обвиняемого, не слышал и заключения Комелио, и комиссара Отейской полиции, которые выступали первыми, – в это время я был в комнате свидетелей. Там, среди других, я видел консьержку с улицы Коленкур, в красной шляпе, самоуверенную, довольную, и мсье Лалэнда, бывшего колониального чиновника, показания которого считались самыми вескими. Он выглядел плохо и тоже сильно похудел. Казалось, его мучила какая-то навязчивая идея, и на мгновение я подумал, не изменит ли он публично свои первые показания. Так или иначе, я тоже положил свой камень в сложное здание обвинения.