Истребители   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

Для того чтобы уяснить, сформулировать то новое, что вносила жизнь, следовало хорошенько обдумать, коллективно обсудить быстро накапливавшийся опыт. Времени же у летчиков не было: днем — дежурства возле самолетов, ночи едва хватало на сон. А организационная структура штабов не предусматривала людей, которые могли бы обобщать и анализировать опыт воздушных боев. Странное создалось положение! При авиационных штабах было много специалистов: и штурманы, и инспекторы по технике пилотирования, и связисты, и парашютисты… А вот специалистов, которые занимались бы тем, ради чего, собственно, и поднимаются в небо истребители — воздушным боем, людей, досконально изучающих и обобщающих его развивающуюся тактику, в наших штабах, увы, не было…

Интересы успешного проведения крупных групповых боев настоятельно требовали также, чтобы самолеты были оснащены надежными средствами связи. Пока воздушные бои проходили «на пятачке», белое полотнище стрелы в известной мере обеспечивало управление истребителями с земли. Но, как только воздушные сражения приобрели такие масштабы, что охватить их взглядом с командного пункта стало невозможно, стрела утратила свою роль. При одновременном появлении в воздухе нескольких групп своих и чужих самолетов общее управление боем нарушалось. И в тех случаях, когда масса самолетов охватывала все пространство неба, отдельные вражеские группы, никем не атакованные, могли прорваться к цели (что и произошло сегодня)… Радио для нашей авиации становилось жизненной необходимостью.

10



Утро 16 сентября 1939 года было необычным.

Мы проснулись не от гула моторов, как привыкли, а от странной тишины. Солнце уже поднялось, но аэродром молчал. Я поторопился одеться и вышел из юрты.

Техники находились возле самолетов, но чехлы с моторов не снимали; нигде не звучали команды, не сигналили бензозаправщики и стартеры. Люди чего-то ждали.

Васильев озабоченно просматривал свежие газеты.

— Ну и прет немец, товарищ комиссар! Польша-то уже почти разбита…

— Почему моторы не прогреваете?

— Начальник штаба не разрешил. Говорят, какие-то указания с Хамар-Дабы.

И тут вдруг возле командного пункта началось шумное веселье: педантичный, степенный Борзяк, обхватив старшего техника эскадрильи, закружился с ним в каком-то странном танце. В воздух взвились ракеты, означавшие конец еще не начинавшегося сегодня дежурства.

— Мир!.. Ура!

Волнующее эхо победы пронеслось по аэродрому, гулкой радостью отзываясь в каждом сердце…

Пока люди, возбужденные и радостные, собирались на митинг, капитан Борзяк вводил нас в курс последних известий, только что переданных из штаба группы.

Оказывается, уже несколько дней в Москве шли переговоры о перемирии. Советское и Монгольское правительства, чтобы способствовать успеху переговоров, отдали распоряжение командованию наших войск проявить максимальную выдержку, не поддаваться на провокации врага. Но какой бандитской подлостью и коварством надо обладать, чтобы в тот самый момент, когда решается вопрос о мире, так накалить обстановку, привести весь Дальний Восток на грань войны… Впрочем, японский империализм, японская военщина изменили бы своей природе, если бы поступили иначе…

Кулаков легонько толкнул Шинкаренко:

— Теперь тебе понятно, почему нам вчера не разрешили штурмовать японские аэродромы? С верхотуры-то видней, чем нам на степных просторах.

— Это точно! — улыбнулся своей доброй улыбкой Женя, а потом сказал суховато и твердо: — Но, чтобы бешеная собака неожиданно не укусила, нужно уметь ей вовремя дать по зубам…

Я отошел в сторонку, чтобы немного сосредоточиться перед выступлением, собраться с мыслями.