Из Записных книжек   ::   Твен Марк

Вы можете одеться у ньюйоркского портного - это вам не поможет, вы никого не обманете. Вы - переодетый провинциал, и это вам скажет даже слепой.

[1878. ГЕРМАНИЯ]

НЕМЕЦКАЯ ПЕЧКА

- Кто здесь погребен?

- Никто.

- Почему же стоит памятник?

- Это не памятник. Это печка.

Мы стояли, обнажив головы. Теперь мы надели шляпы. Печка вышиной в восемь футов. Посреди утолщение в три с половиной на два с четвертью фута, вроде женского бюста. Наверху - украшения.

2 мая в В. - Слушал кукушку. Генрих спросил: "Сколько лет я проживу?" Кукушка куковала в течение двадцати минут; таким образом Генрих переживет Мафусаила. Это впервые, что я слышу кукушку отдельно от настенных часов. Удивительно, как она искусно подражает своим собратьям в часах, хотя я уверен, ей ни разу не приходилось их слышать. Что может быть хуже часов с кукушкой?

Во Франкфурте газовые рожки с девятью горелками. Однако приходится зажигать не меньше восьми, чтобы увидеть девятую. Плохой газ - вне национальности, у геттингенских студентов страшно изуродованы лица. Встретишь человека и не знаешь, ветеран он франко-прусской войны или просто получил высшее образование.

Кондуктор в новом, с иголочки, мундире и любезен как... впрочем, в Америке нет материала для подобных сравнений, хоть любезность и недорого стоит. Невежливость - наша национальная черта, причем не прирожденная, а благоприобретенная. Интересно было бы выяснить, от кого и каким путем она нам досталась.

Помещение банка в Гамбурге раньше, видимо, служило конюшней. Если бы наши банкиры были такими же скромными, быть может, и банки реже бы лопались.

Джон Хэй в дилижансе весь день пытался разговориться с соседом по-немецки. Наконец, тот в отчаянии сказал: "Будь она проклята, эта тарабарщина!" Хэй бросился ему на шею: "Боже мой, вы говорите по-английски!"

Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Когда смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного пути.

Объяснял на чистейшем немецком языке двум немцам, как пройти в Вольфсбруннен. Один из них всплеснул руками и сказал: "Gott im Himmel!"*

______________

* Господи помилуй! (нем.)

Видел сон, будто все дурные иностранцы попали в немецкий рай, не понимают ни слова по-немецки и жалеют, что нельзя перебраться в ад.

Чтобы придать немецкой фразе полноту и изящество, нужно прибавить в конце: wollen haben sollen werden.

Маннгейм, 24 мая, в театре. - Шел "Король Лир", начали ровно в шесть. Не понял ни слова, грохотал очень схожий гром, также отличные молнии. Дж. сказал: "Слава богу, хоть гром гремит по-английски". Потом дома добавил: "Просидел три часа, ничего не понял, кроме грома и молнии".

Если вы уроните в спальне на пол монетку, пуговицу от сюртука или запонку, они затаятся, и найти их будет совсем нелегко. Найти носовой платок, положенный под подушку, - невозможно.

Собака будет "der Hund". Возьмем теперь эту собаку в родительном падеже, и что же вы думаете, это будет все та же собака? Нет, сэр, она станет "des Hundes", возьмем ее в дательном, - и что же получится? Это уже "dem Hund"! Пропустим-ка ее в винительном. Она ни более ни менее как "den Hund". Теперь предположим, что у нашей собаки сестрица-близнец и что эту сдвоенную собаку нужно склонять во множественном числе. Что же, пока ее прогонят еще сквозь четыре падежа, она составит целую международную собачью выставку. Я не собачник, но ни за что не позволил бы себе так обращаться с собакой, будь это даже чужая собака.

То же и с кошкой. Когда ее выпускают в именительном падеже единственного числа, это - прелестная кошечка. Они гонят ее сквозь четыре падежа и шестнадцать артиклей, и когда она вылезет из винительного множественного числа, вы не признаете ее за ту же кошку.