Ядерный загар   ::   Медведев Григорий Устинович

Излишки пустим в хозяйственный оборот цеха. На промывку радиоактивных деталей».

Полтыщи Фомич решил утаить, чтобы потом, в конце работы, удивить ребят сюрпризом.

Все трое – Дима, Федя и Васек – как-то в стеснении потупились, завозили ногами по полу, один даже стал забивать каблуком выступившую из пола шляпку дюбеля. Они ведь уже и так согласились, мог бы Фомич не открывать секрет.

Заговорили все сразу совещательными, мягкими голосами, в которых ощущалась благодарность к старому мастеру за заботу и щедрость.

– Видишь ли, Фомич… Дело-то оно непростое… Тут надо думать. А то, худо-бедно, недолго и тово…

– А я и говорю, подумать надо, парни, – мягко вставил Фомич, – а то кому ж и думать, как не нам. Молокососам, что ли?

У Пробкина помягчело на душе. Легче задышалось. И он подумал: «Так бы сразу… А то… Странно люди устроены. До конца ведь не согласны, а все же пойдут. Да-а… Из-за гордости своей рабочей пойдут. Тут не только деньги в счет. Э-хе-хе! Мальчишечки вы мои дорогие!»



2

Не вставая, он протянул руку, открыл дверцу сейфа, сваренного из нержавеющей стали по его личному чертежу ребятами из ремонтного цеха. Сейф был изготовлен на совесть, ни одного острого угла, ни одной шершавинки. Все было подогнано, зашлифовано и заполировано до блеска.

Иван Фомич любил поглаживать его неколющие и нецарапающие закругленные углы и стенки, втайне удивляясь чистоте работы.

И в этой выглаженности, податливости под рукой нержавеющей поверхности сейфа чувствовалось и где-то в глубине ощущалось им почти неосознанно: «Уважают… Уважают…»

Иван Фомич достал из сейфа трехлитровую канистру из нержавеющей стали, опять же сваренную по его чертежу, коричневую и зеленую эмалированные кружки и граненый, очень толстого стекла, мутноватый стакан. Посуду эту знали в цехе давно, и доставал ее Пробкин не по любому случаю.

– Так-то, мальчики, – сказал Фомич отеческим голосом, – царапнуть надо по такому делу.

Бульдожьи щеки его с синими прожилками неровно забагровели, глаза стали мягкими, почти любящими. Он тепло поглядывал на гвардейцев ядерного ремонта, на свою бесстрашную троицу. Ведь если не считать его самого – это и все старики. Самые что ни на есть…

Он посмотрел на товарищей конфузливо и сказал:

– Сервиз неполный, братцы. На одну персону недостает. Как тут быть? А?

Это уже был ритуал. Повторялся он не единожды, и все знали, что будет дальше. Хитровато улыбались. Ждали.

Вдруг Вася Карасев сделал серьезное лицо, молча и деловито встал и, сказав: «Это мы счас мигом!» – скрылся за дверью и вскоре вернулся с металлическим фужером, тоже выточенным из нержавеющей стали. Серьезно глядя на Пробкина, пояснил;

– Теперь комплект. Только предупреждаю, товарищи, когда из его, блестящего, пьешь, немного пахнет железом. А так ничего.

– Ладно уж! – сказал Пробкин, взяв у Васи фужер и звучно поставив, будто припечатав его к столу. – Тоже мне брезгливый. А, мальчики?.. Мы все железом пропахли давным-давно. Запах этот нам родной вроде, почти что хлебный, да с ядерным привкусом еще. А ты, Карась, толкуешь. Без понятия ты.

– Без понятия, – согласился Вася Карасев, садясь за стол и расставляя посуду против каждого. Себе – коричневую кружку, Диме – зеленую, Феде – толстостенный, мутноватого стекла стакан, а Фомичу – полированный стальной фужер.

По внешнему виду Пробкина чувствовалось, что он одобрил сервировку. Сказал:

– Та-ак… – Достал из сейфа большой сверток в промасленной местами, коричневой пергаментной бумаге. – Что у нас тут старуха завернула? – Он раскрыл сверток. – Ага!.. Тут тебе и сало, тут тебе и кусок хлеба, тут тебе и огурец.