Лев Шестов и Киркегор   ::   Бердяев Николай

Никакого пути для Л. Шестова не раскрывается. Всякий путь принадлежит царству обыденности. Интересно вникнуть, что разумеет Л. Шестов, когда говорит о Боге. В его книге о Киркегоре это почти совершенно выясняется. Бог есть неограниченные возможности, и эти неограниченные возможности нужны для исполнения человеческих желаний, для того, чтобы сделать великие несчастья, пережитые человеком, небывшими. Бог есть возвращение любимого сына Исаака Аврааму, волов и детей Иову, возвращение здоровья Ницше, Регины Олсен Киркегору, Бог есть то, что бедный юноша, мечтавший о принцессе, получил принцессу, чтобы подпольный человек "пил чай" ("миру не быть или мне чаю не пить"). Но почему Л. Шестов так уверен, что Бог абсолютно свободный (свобода Бога почти отождествляется с произволом) хочет вернуть Регину Олсен Киркегору и дать принцессу бедному мечтательному юноше? А может быть Бог этого совсем не хочет и предпочитает, чтобы Киркегор лишился невесты, а бедный юноша не получил принцессы? В этом случае тщетны надежды Кирке гора и Л. Шестова на Бога. В число неограниченных возможностей Бога входит и та возможность, что Бог не хочет, чтобы Киркегор обладал Региной Олсен, а бедный юноша принцессой. Очень возможно, что это не змий, не необходимость, не разум и знание, не Гегель, а Бог лишил Киркегора Регины Олсен. Я даже позволяю себе думать, что может быть это не так уж плохо. Регина Олсен, вероятно, была самой обыкновенной мещанкой, и при счастливой семейной жизни Киркегор может быть произносил бы добродетельные пасторские проповеди и писал бы банальные богословские книги, но мы не имели бы его гениальных творений, и Л. Шестов не имел бы случая написать о нем прекрасную книгу. " Жизнь", столь пленяющая врага разума и знания, духа и вечности, совсем не такая прекрасная вещь. Бог не есть исполнение человеческих желаний. Бог, вероятно, что-то совсем другое. Да и вопрос о желаниях сложен. Один бедный юноша мечтал о принцессе. Об этом Л. Шестов тысячу раз повторяет в своей книге и на этом строит свое богопознание. Но ведь есть другой бедный юноша. Он мечтает о познании тайн бытия или о научных открытиях тайн природы. Оказывается, что Бог не может удовлетворить желаний этого юноши, их может удовлетворить лишь змий, ибо знание от змия, а не от Бога. Л. Шестов не замечает, что он этим страшно ограничивает свободу Бога и его возможности. Все у него основано на идеализации и апофеозе жизни, в этом отношении он в линии Lebensphilosophi e. Клагес, у которого нет значительности шестовской религиозной проблематики, тоже хочет исключительно питания от древа жизни и видит в духе и разуме паразитов, высасывающих соки жизни. Но жизнь есть все. Почему знание не есть жизнь? Знание есть тоже часть жизни, оно есть событие в бытии. И юноша, мечтавший о знании, не хуже юноши, мечтавшего о принцессе.

В книге о Киркегоре, быть может впервые у Л. Шестова, есть неприятные страницы о христианстве. Христианство попадает в линию Сократа, стоицизма, идеализма, т.е. в линию змия, в линию небытия, превратившегося в разум и мораль, в вечность. Л. Шестову совершенно чужда тайна искупленья, для него искупление есть выдумка разума. Он забывает, что крест был для иудеев соблазн, для эллинов безумие. Вопреки Л. Шестову, для разума легче всего признать Бога всемогущим, для которого все возможно, и очень трудно признать Бога страдающего и распятого. Для Л. Шестова ничего не говорит божественная жертва любви, божественное распятие, ему это кажется ограничением свободы и всемогущества Бога. Это у него есть наследие юдаизма. Для Л. Шестова неприемлемо вочеловечение Бога. Бог стал человеком - ему это кажется приемлемым для разума и выдуманным разумом, в то время как для разума это непостижимая тайна и парадокс.