Мысли и сердце   ::   Амосов Николай Михайлович

— Ничего, Михаил Иванович, два дня потоскует, не больше.

Палата.

Мой мальчик хорош. Дима уже трубку удаляет.

— Порядок!

Смотрю: розовый, глаза открыты. Морщится — больно. Моча в бутылке прозрачная. Крови из дренажа немного.

Паня обтирает ему лицо. Что-то говорит вполголоса, но он еще не слушает.

Дима:

— Забыл вам сказать: часа два назад звонили с завода, спрашивали, долго ли пробудете в клинике, Аркадий Павлович, кажется.

— Небось больного какого-нибудь показать.

— Нет, о чем-то насчет малой камеры посоветоваться. Говорил — кончают, скоро привезут.

...Какой маленький кусочек эта камера от того, что нужно еще сделать... Хватит ли жизни?

А если даже не хватит — то для чего же она еще, жизнь?

Сидели в коридоре, у сестринского столика, вспоминали, обсуждали, почему операции стали легче проходить. Перечислили разные пункты — все как будто малозначащие.

— Просто опыт. Десятая сотня операций с АИКом...

Еще какие-то разговоры. Хорошо посидеть после удачной операции. Помечтать.

Вот будет и большая камера. Будем оперировать в ней, лечить больных. Будет и кибернетический центр... рано или поздно.

А уже были: девочка с бантами, Шура, Сима... И эти двое: Алеша и Надя. Потом Саша. И еще много других... Они все здесь умирали, в этих палатах.

И сейчас присутствуют. Напоминают.

Не дают забывать о главном... А что главное? Может быть, совесть?