На школьном холме   ::   Твен Марк

В глазах новичка впервые блеснула, как молния, вспышка гнева. То была только вспышка, которая мгновенно исчезла, затем он бесстрастно сказал:

- Я не позволю это.

- Ты не позволишь?! Да кто тебя спрашивать будет? Кого интересует, что ты позволишь, а что нет! Чтобы доказать это, я начну расправу прямо сейчас.

- Я сказал, не позволю. И ты не дури. Учти, я тебя пожалел. Я только лишь слегка побил тебя, но, если ты тронешь хоть пальцем кого-нибудь здесь, я тебя так отделаю, что своих не узнаешь.

Но Генри не мог сдержать злости. Он подскочил к первому попавшемуся мальчику из черного списка, но не успел поднять руку, как был сбит с ног звонкой пощечиной незнакомца и остался лежать неподвижно там, где упал.

- Стой!!! Эй!!!

Эти крики издавал проезжавший мимо отец Генри, работорговец, человек неприятный и злой, которого все боялись за силу и крутой нрав. Он выскочил из саней с кнутом в руке, поднятым для удара. Мальчики расступились, и он, добежав до незнакомца, свирепо опустил кнут ему на голову, крича:

- Я покажу тебе!

Мальчик ловко увернулся и схватил торговца правой рукой за кисть. Послышался треск ломаемых костей, стон... и отец Баскома заковылял прочь со словами:

- О боже! Мне руку сломали...

Тут из саней появилась мамаша Генри и, подбежав к поверженному сыну и покалеченному мужу, запричитала над ними, тогда как ребята стояли ни живы ни мертвы, не столь напуганные наигранным горем женщины, сколь зачарованные разыгравшимся перед ними зрелищем, которое захватило их внимание в такой степени, что когда миссис Баском обернулась и потребовала выдачи Сорок четвертого, чтобы примерно наказать его, то только тогда ребята заметили, что тот исчез неизвестно когда и как.

3

Спустя час люди по одному, по двое начали собираться в доме Хотчкинсов якобы с целью нанести дружеский визит, а на деле взглянуть на чудесного мальчика. Принесенные ими новости взволновали хозяев, вызвав у них прилив гордости и радости, что именно у них живет новичок. Радость и гордость Хотчкинса были вполне искренни и понятны потому, что он был человек не завистливый, по натуре своей восторженный, широкой души, бесконечно добрый и обходительный, стоявший по своему уму и развитию на голову выше остальных в деревне. Высокого роста, статный, с выразительными глазами. Если бы не седые волосы, ему можно было бы дать лет на двадцать меньше, чем его настоящий возраст.

...Собравшиеся сидели и ждали мальчика. Энни Флеминг, племянница Хотчкинсов, держа свечку в руке, одним ухом слушала тетю Рашель, рассказывающую о мальчике прямо-таки волшебные сказки, а другим прислушивалась, не стукнет ли щеколда в калитке, потому что она уже отдала свое неискушенное сердце страннику с тех пор, как мельком увидела его лицо накануне вечером. Милая, прелестная и бесхитростная девушка, которой только что исполнилось восемнадцать лет, еще не знала любви и умела только поклоняться, как огнепоклонники поклоняются солнцу, довольствуясь малым и ничего взамен не требуя.

Почему же его так долго нет? Почему он не пришел к обеду? Время тянулось очень медленно, а собравшиеся со всевозрастающим нетерпением ждали прихода незнакомца. Энни встала и куда-то вышла. Близился вечер, и ей с тетей Рашель надо было еще сходить в гости к тете Кэтрин, жившей в доброй миле отсюда. Что делать? Стоит ли еще ждать? Все уже готовы были уйти, так и не повидав мальчика, когда вернулась Энни с написанным на лице разочарованием и болью в сердце, хотя никто не заметил первого, как не подозревал о втором.

- Тетя, - сказала девушка, - он, оказывается, приходил и опять куда-то ушел.

- Значит, так было нужно. Жаль, конечно. Но ты уверена в своих словах? Каким образом ты узнала об этом?

- Он переоделся.