Одиссея   ::   Гомер

Ночи, однако, в постели он с ней проводил поневоле 155 В гроте глубоком ее, - нежелавший с желавшею страстно. Все же дни напролет на скалах и у моря сидел он, Стонами дух свой терзая, слезами и горькой печалью. В даль беспокойного моря глядел он, и слезы лилися. Близко свет меж богинь к нему подошла и сказала: 160 "Будет, злосчастный, тебе у меня горевать неутешно! Не сокращай себе жизни. Охотно тебя отпускаю. Вот что ты сделаешь: бревен больших нарубивши, в широкий Плот их сколотишь, помост на плоту там устроишь высокий, Чтобы нести тебя мог через мглисто-туманное море. 165 Я ж тебя хлебом, водою и красным вином на дорогу Щедро снабжу, чтобы голод они от тебя отвращали. В платье одену тебя и пошлю тебе ветер попутный, Чтобы вполне невредимым ты прибыл в отцовскую землю, Если того пожелают царящие в небе широком 170 Боги, которые выше меня и в решеньи и в деле". Так говорила. И в ужас пришел Одиссей многостойкий. Голос повысив, он к ней обратился со словом крылатым: "В мыслях твоих не отъезд мой, а что-то другое, богиня! Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну 175 Страшного, бурного моря, когда и корабль быстроходный, Радуясь Зевсову ветру, ее нелегко проплывает? Раз ты сама не желаешь, на плот ни за что не взойду я, Если ты мне не решишься поклясться великою клятвой, Что никакого другого несчастия мне не замыслишь". 180 Так он сказал. И в ответ улыбнулась пресветлая нимфа, Гладя рукою, его назвала и так говорила: "Ну, и хитер же ты, милый, и тонко дела понимаешь, Раз обратиться ко мне с такою надумался речью! Пусть мне свидетели будут земля и широкое небо, 185 Стиксовы воды, подземно текущие, - клятва, ужасней И нерушимей которой не знают блаженные боги, Что никакого другого несчастья тебе не замыслю, Что о тебе непрерывно заботиться буду и думать, Как о самой бы себе, если б это со мной приключилось. 190 Не лишено и мое справедливости сердце, и, право, Дух в груди у меня не железный и ведает жалость". Кончив, свет меж богинь пошла впереди Одиссея, Быстро шагая, за нею же следом и он устремился. В грот они оба глубокий вошли - богиня и смертный. 195 Он уселся на кресло, какое недавно оставил Аргоубийца-вожатый, а нимфа пред ним разложила Всякую пищу, какою питаются смертные люди. Села сама пред равным богам Одиссеем, и нимфе Подали в пищу служанки амвросию с нектаром сладким. 200 Руки немедленно к пище готовой они протянули. После того как питьем и едою вполне насладились, Нимфа, свет меж богинь, начала говорить Одиссею: "Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый! Значит, теперь же, сейчас, ты желаешь домой воротиться 205 В землю родную... Ну, что ж! Пусть боги пошлют тебе радость! Если бы сердцем, однако, ты ведал, какие напасти До возвращенья домой перенесть суждено тебе роком, Здесь бы вместе со мною ты в этом жилище остался, Стал бы бессмертным! Но рвешься ты духом в родимую землю, 210 Чтобы супругу увидеть, по ней ты все время тоскуешь. Право, могу похвалиться, - нисколько ни видом, ни ростом Не уступлю я супруге твоей. Да и можно ль с богиней Меряться женщине смертной земною своей красотою?" Нимфе Калипсо в ответ сказал Одиссей многоумный: 215 "Не рассердись на меня, богиня-владычица! Знаю Сам хорошо я, насколько жалка по сравненью с тобою Ростом и видом своим разумная Пенелопея. Смертна она - ни смерти, ни старости ты не подвластна. Все ж и при этом желаю и рвусь я все дни непрерывно 220 Снова вернуться домой и день возвращенья увидеть. Если же кто из бессмертных меня сокрушит в винно-чермном Море, я вытерплю то отверделою в бедствиях грудью. Много пришлось мне страдать, и много трудов перенес я В море и в битвах. Пускай же случится со мною и это!" 225 Так говорил он. А солнце зашло, и сумрак спустился.