Печаль и меланхолия   ::   Фрейд Зигмунд

Как в научном, так и в терапевтическом отношении было бы одинаково бесцельно возражать больному, возводящему против своего "Я" такие обвинения. В каком-нибудь отношении он должен быть прав, рассказывая что-то, что соответствует тому, как ему это кажется. Некоторые из его указаний мы должны немедленно подтвердить без всяких ограничений. Ему действительно так чужды все интересы, он так неспособен любить и работать, как утверждает. Но, как мы знаем, это вторичное явление, следствие внутренней, неизвестной нам работы, похожей на работу печали, поглощающей его "Я". В некоторых других самообвинениях он нам также кажется правым, оценивающим настоящее положение только несколько более резко, чем другие немеланхолики. Если он в

- 215

повышенной самокритике изображает себя мелочным, эгоистичным, неискренним, несамостоятельным человеком, всегда стремившимся только к тому, чтобы скрывать свои слабости, то он, пожалуй, насколько нам известно, довольно близко подошел к самопознанию, и мы только спрашиваем себя, почему нужно сперва заболеть, чтобы понять такую истину. Потому что не подлежит никакому сомнению, что тот, кто дошел до такой самооценки и выражает ее перед другими - оценки принца Гамлета для себя и для всех других,1 - тот болен, независимо от того, говорит ли он правду или более или менее несправедлив к себе. Нетрудно также заметить, что между величиной самоунижения и его реальным оправданием нет никакого соответствия. Славная, дельная и верная до сих пор женщина в припадке меланхолии будет осуждать себя не меньше, чем действительно ничего не стоящая, И, может быть, у первой больше шансов заболеть меланхолией, чем у второй, о которой мы не могли бы сказать ничего хорошего. Наконец, нам должно броситься в глаза, что меланхолик ведет себя не совсем так, как нормально подавленный раскаянием и самоупреками. У меланхолика нет стыда перед другими, более всего характерного для такого состояния, или стыд не так уж резко проявляется. У меланхолика можно, пожалуй, подчеркнуть состояние навязчивой сообщительности, находящей удовлетворение в самообнажении.

Таким образом, неважно, настолько ли прав меланхолик в своем мучительном самоунижении, что его самокритика совпадает с суждением о нем других. Важнее то, что он правильно описывает свое психологическое состояние. Он потерял самоуважение, и,

1 Use every men after his desert, and who schould scape whipping? "Hamlet", II, 2.

- 216

конечно, у него имеется для этого основание; во всяком случае тут налицо противоречие, ставящее перед нами трудноразрешимую загадку. По аналогии с печалью, мы должны прийти к заключению, что он утратил объект; из его слов вытекает, что его потеря касается сто собственного "Я".

Прежде чем заняться этим противоречием, остановимся на мгновение на том, что открывается нам благодаря заболеванию меланхолика в конституции человеческого "Я". Мы наблюдаем у него, как одна часть "Я" противопоставляется другой, производит критическую оценку ее, делает ее как бы посторонним объектом. Все дальнейшие наблюдения подтвердят возникающие у нас предположения, что отщепленная от "Я" критическая инстанция проявит свою самостоятельность и при других обстоятельствах. Мы найдем действительно достаточно основания отделить эту инстанцию от остального "Я". То, с чем мы тут встречаемся, представляет собой инстанцию, обыкновенно называемую совестью. Вместе с цензурой сознания и исследованием реальности мы причислим ее к важнейшим установлениям (Institutionen) и как-нибудь найдем доказательства тому, что эта инстанция может заболеть сама по себе.