Перекресток: путешествие среди армян   ::   Марсден Филип

За их передники цеплялись дети, они ухаживали за домом, подметали двор, кормили животных и проводили большую часть времени в лесу, обрабатывая полоски земли, расчищенные под поля. Мужчины ночью бодрствовали, охраняли деревню, а днем дремали где-нибудь возле полей. Они вернулись к своей традиционной роли горного воина и защитника, бдительно охраняющего свой очаг.

На следующий день около полудня мы с Гамлетом, захватив трех цыплят, отправились через лес в поле. Мы сделали стойки из ореховых кольев и зажарили цыплят, а потом вместе с десятком деревенских жителей провели томительно ленивые полуденные часы в беседе, сидя в тени и слушая, как бежит вода по канавкам, орошая поля. Позже, вместе с несколькими фидаинами отводя лошадей в деревню, мы набрели в лесу на заброшенную часовню. Хачкар опирался на ее увитые плющом стены. Капли воска застыли на его передней части. Один из фидаинов достал из кармана огарок свечи, разжег ее и поставил на верх хачкара. Гамлет преломил хлеб, а кто-то вытащил из седельного мешка бутылку с водкой, которую пустили по кругу. Все фидаины носили нательные кресты и татуировку в форме креста на предплечье. Они часто говорили мне: «Мы христиане, они — мусульмане». Но в случайно возникшей литургии присутствовал элемент неуклюжей бравады. В этих воюющих деревнях религия стала скорее политическим знаменем, чем исповеданием веры.

Фидаины на отдыхе. Зангезур.

Начинался вечер, когда мы вернулись в деревню. Мы привязали лошадей и зашли к двоюродному брату Гамлета. Он стоял в тени каштана и засаливал медвежью шкуру. Смерть медведя не раз обсуждалась и даже изображалась в лицах. Сначала, когда медведь продирался через деревья, он решил, что это азербайджанец. Потом медведь вышел на поляну прямо перед его постом. Когда он увидел, что это всего лишь медведь, он улыбнулся и снял палец с курка. Но потом передумал и все-таки выстрелил.

Он насмешливо улыбнулся мне.

— Как вы думаете, англичанам понравился бы медведь?

— Сохраните медведя, — сказал я.

— Возможно, наши ночи слишком холодны для медведей.

— Ночи в Армении прекрасные.

Он хмыкнул и вытер руки, и все мы вошли в дом и уселись в его гостиной. Несколько автоматов стояли рядом с пианино в одном углу, и двое детей ползали по полу на расстеленном шерстяном одеяле. Третий сосал грудь женщины, которой на вид нельзя было дать больше семнадцати лет. Разговор был простым и приятным. Я прислушивался к жестким согласным и гортанному смеху. Я отмечал их жесты, сочные и выразительные, и чувствовал, что именно здесь, где угроза была особенно велика, армянский дух проявлялся с особой силой. Тот же самый дух вел армян по необозримым просторам невероятной истории, именно он в странно измененной форме обусловил их выживание на чужбине. Здесь армянский дух проявлялся в изначальном и чистом виде. Это подтвердило мое давнее предположение: именно деревня с ее вечным круговоротом плодородия и борьбы была средоточием духа нации, бьющего, подобно роднику, с высоких Кавказских гор.

Женщина внесла поднос с водкой, и Гамлет сел за пианино. Один из фидаинов облокотился на крышку и, подняв подбородок, затянул песню «Армянская девушка»:

— Hay aghjik. — Он крепко сжал крышку пианино. — Siroon aghjik, chega kes bes sirounik, Hayastani siroun aghjik.

Фидаин пел, прижимая ко лбу сжатый кулак, и, когда он поднял глаза, оказалось, что они полны слез.

— Hay aghjik… Hay aghjik…

Позже я пошел вместе с Гамлетом в деревенский клуб. В одном углу группы мальчиков играли в настольный теннис и карамболь. На облупленных стенах висели портреты авторитетов былых времен в строгих костюмах и галстуках. За этим залом располагался небольшой кинотеатр, где человек тридцать-сорок смотрели какой-то футуристический мультфильм, мелькавший на самодельном экране.