Пять лет замужества. Условно   ::   Богданова Анна

Одна половина её лица дёргалась, можно сказать, ходуном ходила, она была до смерти напугана, но толком ничего не могла объяснить:

– И-а, и-а, т-т-а, т-т-а, – стоило только Подлипкиной произнести одну из этих недоразвитых словоформ, как она подпрыгивала – так, что непонятно было: ей требовалось подпрыгнуть, чтобы из её уст раздалось что-то более членораздельное, или это издаваемые звуки заставляли ее подскакивать чуть не до потолка.

– Что? Что? Что! – разозлилась Анфиса и затрясла её за плечи.

– Он! Он – там! И-а, и-а! Увидел! Я домой!

– И что ты никогда ничего толком сказать не можешь! Вечно идиотничаешь! – рассердилась «Анфис Григорьна».

– С машиной всё в порядке. Ваш Маразмов у подъезда ошивается. Кажется, меня заметил, – отрапортовала компаньонка как ни в чем не бывало.

– Туши везде свет, дверь входную закрой и сиди тише воды ниже травы! И не Маразмов он, а Эразмов, сколько раз тебе говорить, бестолочь!

– А мой сериал? – растопырив руки, спросила Люся; нижняя губа её отвисла от обиды, будто кто-то к ней гирьку привязал. – Сегодня 256-я серия, – она чуть не плакала.

– Цыц! Делай, что я сказала!

Свет в квартире мгновенно погас, в темноте щёлкнул замок, звякнула цепочка, и воцарилась тишина, слышно лишь было, как чей-то ребёнок канючит:

– Не качу домой! Качу на качели!

– Задница примёрзнет! На качели он хочет! – возмутился басистый женский голос.

Этажом ниже кто-то ломился в закрытую дверь паспортного стола:

– Работники! Ё-к-л-м-н! Восемь вечера – а они уже закрыты! – дальше последовал поток нецензурной лексики, которая сиюминутно была подхвачена ребёнком, отчего требования покачаться прозвучали намного серьёзнее и весомее.

– Анфис Григорьна, можно я тихо-онечко телевизор включу? Ну, пожалуйста! Сегодня самая интересная серия! Сегодня Кончита должна сбежать с Хуаном! – взмолилась Люся.

– Только попробуй! – прошипела «Анфис Григорьна». – Ты что, совсем дура? Это ведь не дом, а картонная коробка. Слышно всё, что на улице говорят! Не хватало, чтобы Юрка узнал, что мы затеяли! Нас нет и точка. Не дай Бог, он разнюхает, что мы уезжаем! – пробубнила она и в напряжении уставилась на компаньонку, хлюпающую от досады, что ей сегодня ну никак не удастся стать свидетельницей побега Кончиты с Хуаном и посопереживать любимым героям в 256-й раз.

Предосторожности были приняты не напрасно – буквально через минуту Анфиса непроизвольно вздрогнула от пронзительного, наглого, беспрерывного звонка в дверь; глаз компаньонки замигал в темноте, щека запрыгала:

– О, висельник! – пискнула она. – Всё же заметил меня! – добавила Люся чуть слышно, широко раскрывая рот, чтоб «Анфис Григорьна» могла прочитать по губам.

– Молчи! – шикнула та.

Звонок внезапно оборвался, будто последний лепесток ромашки под порывистым ветром или гнилая нитка, которой пытались залатать дыру на пройме ветхого пальто, или... Опять нас несёт куда-то не в ту сторону! Да что ж это такое!

Итак, звонок оборвался, затем последовала мёртвая тишина. Анфиса взглянула на компаньонку – у той глаз всё продолжал мерцать, словно неоновая реклама на щите.

– Ушёл, – не то вопрошающе, не то утверждающе сказала Анфиса, но... Не тут-то было! В дверь самым что ни на есть бесстыжим образом забарабанили, вернее, залупцевали по ней ладонями.

– Фиска! Открой, каналья! Я знаю, что ты дома! Открывай! Я видел твою малахольную во дворе! – За дверью возбуждённо орал наглый мужской голос. Люся сделала неопределённое движение – некий порыв в сторону входной двери.

– Сиди! Нас нет дома! – прошептала Анфиса.

– Ща дверь выломаю! Фиска, ты меня знаешь! Ща всю твою квартиру к чёртовой бабушке разнесу! Спорим?

– Этот ваш Маразмов совсем с ума сошёл! Прямо ничего не соображает! – пролепетала Люся таким тоном, будто изрекла что-то чрезвычайно умное и в высшей степени мудрое.

– Давай спорнём! Вот на что угодно! Давай? – всё больше входил в раж Юрий Эразмов, крича что было сил в замочную скважину.