Расплата за ложь   ::   Черненок Михаил

Не слушай деревенские сплетни… – Сумеркин задумался. – Хотя, по правде сказать, подходил я вчера после обеда к винополке, но поцеловал пробой и повернул домой, то есть в поле, к коровам.

– Понятно. Ты разведал, что магазин закрыт, и Кипятилов по твоей наводке совершил кражу, – снова закинул удочку Двораковский.

– Не, Санек, не придумывай ерунду. Позавчера я выцыганил сотенный аванец у Евлампия Огонькова за пастьбу его черно-пестрой ведерницы. Евлампий – старик не жадный. Чего ему жадничать, когда за фронтовые заслуги как министр пенсию получает. Врать не стану, одну пятидесятку мы с Эдиком сразу пропили. Другую оставили в запас. Вчера в полдень Эдик сказал: «Старик, сбегай в винополку за пузырем “Столицы Сибири” да на сдачу булку хлеба возьми. Заморим червячка». Он по-блатному или по-молодежному всегда называет меня стариком…

– Ты и на самом деле старик, – вставил фермер. – Шестьдесят лет, а ума нет.

– Откуда ему взяться? Батька мой с рождения был калека, а матка – дура, – ничуть не обиделся Сумеркин и продолжил: – Сгреб я ноги в охапку и дуй не стой в деревню. Магазин, бля, оказался на замке. Поискать продавщицу смекалки не хватило. Вернулся ни с чем. Эдик в сердцах матюгнулся и пошел на поиск сам. Где он разыскал Клашку Шиферову, не знаю, но припер полную сумку харчей.

– Каких? – спросил участковый.

– Кажись, три бутылки «Столицы Сибири», буханку хлеба и коляску колбасы.

– Сразу стали выпивать?

– Нека. Одну бутылку Эдик отдал мне и сказал, чтоб я пас стадо, а он, дескать, пойдет отдыхать. Предлагал еще закусь, да я отказался… – Сумеркин открыл беззубый рот. – Во, глянь, жевать нечем.

– Деньгами Кипятилов с тобой не поделился?

– С хрена ли загуляли. У Эдика в кармане была дохлая вошь на аркане.

– И о деньгах ничего не сказал?

– Чо попусту говорить про то, чего нету.

– Выходит, полную сумку харчей Шиферова подарила Кипятилову за красивые глаза?

– Интересный вопрос… Про такую загогулину я почему-то не подумал.

– Куда Кипятилов отправился отдыхать?

– Забота об его отдыхе меня не мучила. Завладев непочатой бутылкой, я прямиком дунул к стаду. Возле кладбищенских ворот запнулся за коряжину и нечаянно вспомнил давно похороненного батьку. Суровый был мужик! Про мою горькую автобиографию можно написать целую книгу…

– Кузьма, не увиливай в сторону, – одернул участковый. – Твою биографию вся округа знает. Говори, куда скрылся Кипятилов?

– Куда, куда… Черт его знает, куда. Врать не стану, на батькиной могилке я так напоминался, что, сегодня проснувшись, битый час не мог понять, где нахожусь. Оклемался лишь, когда Евлампий Огоньков пригнал к кладбищу стадо.

– Как ты познакомился с Кипятиловым?

– Нормально, в райцентровской закусочной. Эдик там сидел с двумя бутылками плодово-выгодного вина. Подсел к нему. Стакан по стакану разговорились, и Эдику до крайности захотелось в деревню.

– Не поинтересовался: кто он, откуда?

– Мой интерес был в дармовой выпивке, которой Эдик угостил. К тому же у него новый паспорт с фотокарточкой имелся.

– О себе Кипятилов что рассказывал?

– В основном, про лагерную житуху лясы точил. Калякал, будто много лет в зоне отсидел.

– За воровство?

– Не, за бабу. С чужим мужиком застал женку в постели. Сгоряча башку ей отрубил.

– И ты не побоялся связываться с убийцей?

– А чо?… Я – не баба, – Сумеркин ладонями потер морщинистое лицо. – Башка после вчерашнего трещит, а до вечера нечем подлечиться. Если б Эдик, зараза, не убег, мы теперь уже бы похмелились. Две поллитры подряд ему не осилить. На лекарство у него, должно быть, осталось.

– Давай, Кузьма, вместе подумаем: куда Кипятилов мог убежать? – быстро предложил участковый и для затравки добавил: – Отыщем беглеца – опохмелишься.