Повседневная жизнь в эпоху Жанны дАрк   ::   Дефурно Марселен

капитулировал гарнизон Монтеро, в соглашении о сдаче города, подписанном с английскими военачальниками, оговаривалось, что солдаты, прибывшие из-за Ла-Манша, уйдут целыми и невредимыми «как иностранцы», и их отправили по Сене, запретив парижанам оскорблять их, когда они будут двигаться через столицу. Зато французам, состоявшим в гарнизоне, пришлось сдаться на милость короля, «и большинство этих отрекшихся французов были повешены, а некоторые отправились в долгое паломничество с веревкой на шее».

И все же за долгие годы оккупации между французами и англичанами установились материальные и духовные связи, которых не смогла окончательно разорвать даже полная победа французов. Парламент, вновь обосновавшийся в Париже, должен был разбирать довольно много случаев и в каком-то смысле вершить правосудие в области «национального чувства». В частности, ему пришлось разбирать дело молодой девушки по имени Жаннетта Ролан, которая хотела поехать в Англию к жениху, бывшему герольду Тальбота по имени Уэстефорд, покинувшему Париж после возвращения французов. Парламент приказал родителям девушки запретить ей воссоединиться с женихом. Тогда последний начал судебный процесс, требуя исполнения обещания жениться, которое как с точки зрения обычного права, так и с точки зрения права канонического имело характер обязательства. Парламент, выслушав адвоката Уэстефорда и королевского прокурора, признал, что не существует никаких канонических препятствий к вступлению в брак и что в данном обещании нет никаких формальных отклонений. Единственным препятствием, делавшим союз невозможным, было английское подданство Уэстефорда, который не мог «взять девушку, являющуюся подданной короля (Франции)». И потому суд отказал в иске и вынес решение, согласно которому «суд не позволял названной Жанне уехать с названным Уэстефордом и стать „angleshe“ (англичанкой) во время войны и распри между королем и англичанами». По сходным мотивам парламент приговорил к конфискации имущества молодую женщину по имени Дениза де Верра, бежавшую из Парижа в тогда еще остававшийся в руках англичан Руан, где находился ее муж, купец из Лукки по фамилии Бернар-дини, после освобождения Парижа укрывшийся в нормандской столице. Королевский прокурор заявил тогда, что, невзирая на священный характер брака, жена не обязана следовать за мужем во всем, вплоть до преступления. То обстоятельство, что у супругов было уже четверо детей, сочли не оправданием, но отягчающим обстоятельством, поскольку, если брак и был учрежден для рождения потомства, в настоящем случае «их отпрыски будут враждебны королю и послужат усилению могущества англичан».

Решения, вынесенные в двух этих случаях парижским парламентом, вносят существенный вклад в историю национального чувства во Франции. Историки нередко повторяли, что идея родины появилась вместе со Столетней войной. Здесь мы встречаемся с явным преувеличением: представление о Франции, стоящей намного выше феодального или регионального дробления, уже вполне существовало, когда Турольд писал или декламировал стихи «Песни о Роланде». Но патриотическое чувство еще во многом смешивалось с привязанностью к государю и верностью «природному господину». Столетняя война, с ее превратностями и ее бедствиями, тем не менее придала национальному чувству новую силу и, возможно, новые черты. Зародившаяся как династический и феодальный конфликт, эта война, главным образом из-за иностранной оккупации, принимала все более и более национальный характер, она перестала быть распрей двух королей, увлекающих за собой своих вассалов, которым противоречивые обязательства, порожденные феодальными узами, нередко могли оставить определенную свободу выбора. Своими решениями парижский парламент утверждает, что теперь в борьбу вступил весь народ – а не только те, кто бьется на полях сражений.