Путь на Грумант (Поморская быль)   ::   Бадигин Константин Сергеевич

Как только песок из одного отделения целиком пересыпался в другое, он крикнул Климу, чтоб задержал мерную веревку. Оказалось, вышло больше семи узлов. - Сколь узлов у тебя из руки в полминуты выйдет,- учил Ваню отец,- столь и миль судно в час скорость имеет. А ежели мили в версты перевести, значит "Ростислав"-то наш по пятнадцать верст парусит. Хорошо лодья поспевает. Ветерок был бы только. Еще раз осмотрев судно, море и берег, Химков снова спустился в каюту и что-то отметил на карте, сверился с толстой тетрадью. Тетрадью кормщик особенно дорожил. Это была рукописная лоция, указывавшая, какими путями безопасно и правильно вести судно в море. На заглавном листе тетради большими аккуратными буквами было выписано: "Расписание мореходства. Сие мореходное расписание составлено вернейшим порядком, по которому мореплаватели находят, то-есть узнают, все опасные места и через то сберегают жизнь свою. Сии труды, сие знание крестьянина Мезенской волости Ружникова Федора. В чем своеручно подписуюсь. Июля 23 дня лета 1703". Ниже была сделана приписка: "Февраля 15 дня 1731 года по смерти Ружникова передана сия книга крестьянину Химкову Алексею".

Химков перевернул несколько страниц и задержался на записях о Семи островах, мимо которых сейчас проходила лодья. "С немецкого конца заходить - есть двое ворот, токмо на малой воде обсыхают, а в полводы пустят. Ходить надо знаючи, есть в воротах камень, а в голомянную1 немецкую сторону правее Красной Лудки чисто, токмо от Костагора с встока надо идтить неблизко, есть с встока водопоймина2, да и с лета сажень за десять есть тоже водопоймина - на полной воде обе закрывает... Бережнее луд3 у наволоков4 мелко, ходят порожними лодьями больше чем в подводы прибылой. С моря у Воятка и Зеленца островов чисто и глубоко, хотя и великая бывает в непогоду зыбь". Четкой славянской вязью, скупыми, точными словами описывались в лоции берега, заходы в становища-порты, расстояния между мысами и приметными пунктами от Архангельска и до самого Груманта.

День начинался, как обычно. Ровно в шесть часов Ваня звонким голосом крикнул в люк: - Перемена переменяйся, подпеременщики вставай! Поморы, проснувшись, выходили из поварни на палуб, сонно потягиваясь и щуря глаза от яркого света. Один за другим они шумно плескались соленой водой, зачерпнутой из-за борта деревянным ведерком. Задымилась печка: это Ваня приступил к своим обязанностям, приготовляя промышленникам их немудреный завтрак. За завтраком на лодье обсуждали морские дела и погоду. Всех занимал вопрос: какой подует ветер? Останется ли он попутным, или ждать перемены? Крепко поругивали моряки своего хозяина - купца Окладникова. И было за что. И мука, и крупа, и рыба, и масло, и морошка - все было или подмоченное, или с тухлецой. Зная, что жаловаться в море некуда, купцы не стеснялись, сбывая артелям негодные продукты, хотя по договору обязаны были снабжать промышленников бесплатно отборным провиантом. После завтрака никому не хотелось оставаться в душной поварне; поморы разбрелись по палубе. Во время долгого корабельного хода, да еще в хорошую погоду, у них было много свободных часов. Скучали поморы от вынужденного безделья. За несколько дней пути они отдохнули, выспались и теперь коротали время, лениво перебрасываясь словами. Изредка кто-нибудь подходил к помпе у грот-мачты и, качнув несколько раз, отходил прочь. Вода выливалась прозрачной струйкой прямо на палубу и, причудливо растекаясь, уходила за борт, оставляя на свежеоструганных досках темную, языкатую тень. Под теплыми лучами солнца палуба быстро просыхала, от нагретых струек воздуха, подымавшихся кверху, рябило в глазах Ваня, убрав поварню, забрался на мачту и, устроившись поудобнее на грот-рее, любовался морским простором, радостно было на душе у мальчика.