Рязанский американец   ::   Пикуль Валентин

Напротив корпуса поставили фрегат, самый верхний рангоут его обвешали трактирными шкаликами, словно новогоднюю елку игрушками, и, чтобы раздобыть шкалик, надо было лезть на высоту - аж до самого клотика. Храбрецы! Через полчаса ни одного шкалика под облаками не осталось. Потом гардемаринам присвоили мичманские чины, стали распределять их по флотам и флотилиям. Загоскина спросили:

- Небось желаете на Балтике остаться?

- Мне бы чего попроще! Хочу сразу на "каторгу".

"Каторгой" среди морских офицеров называлась служба на Каспийских флотилиях. В желании Загоскина была и личная подоплека: проездом до Астрахани можно завернуть в пензенскую деревню, чтобы обнять сестриц и братца, чтобы по-сыновьи всплакнуть на груди родителей. Осенью 1826 года Загоскин отъехал. Матушка плохо разбиралась в географии, но отец, бывалый офицер, жалел сына: в ханствах прикаспийских шла война непрестанная, там в кустах шипят змеи гремучие, лихорадки живут в колодцах, а в болотах скачут кикиморы малярийные.

- Пропадешь, сыночек родненький, - горевал папенька. - Нешто в Балтике близ дворца царского было тебе не остаться?

- Я, батюшка, по своей воле выбрал каспийскую "каторгу". Если уж страдать, так лучше отстрадать смолоду.

Летом 1827 года, будучи в Астрахани, он стал командиром шкоута по имени "Мария". Первый корабль в жизни юного офицера - что может быть прекраснее! Но Загоскин, увидев свою "Марию", чуть не свалился в воду от смеха, ибо шкоут напомнил ему деревенскую. избу. Не иллюминаторы, а окошки в бортах напоминали о сельском трактире, корму же украшали странные фигуры с головами людей, но с хвостами дельфинов. На клотике грот-мачты поселился резной из дерева петя-петушок, который, исполняя роль флюгера, крутился по ветру. Ходовая же рубка шкоута была похожа на деревенскую баню, внутри ее была сложена деревенская печь, топившаяся дровами, дым вылетал из рубки через кирпичную трубу. Переборки в каюте командира сплошь расписаны фантастическими деревьями, среди которых блуждало странное создание в халате.

- Что же тут такое? - спрашивал Загоскин.

- Это шах персицкий, - пояснил боцман.

- А чего он тут делает. в каюте моей?

- Изволят наслаждаться гулянием.

- Ну ладно. Моцион шаху необходим. Аллах с ним.

Начиналась каспийская "каторга", затянувшаяся на долгие восемь лет. Загоскин не раз водил "Марию" под парусом в Баку, плавал даже по реке Куре, доставляя - под пулями! - припасы для кавказского воинства. В 1832 году он выслужил чин лейтенанта, стал командиром военного парохода "Аракс". Угораздило же его повздорить с астраханским адмиралтейством! Но все бы, наверное, обошлось, если бы не пожар на "Араксе", в результате которого он сгорел, как сухое березовое полено. С плеч Загоскина сорвали эполеты, велели отцепить от пояса офицерский кортик:

- Бывший офицер флота Его Императорского Величества за утрату парохода разжалуется в матросы. Стоять смирно! Грудь держать колесом! Смотреть веселее!

Тут уж не до веселья. Переведенный в Балтийский экипаж, матрос Лаврушка Загоскин весною 1835 года был восстановлен в прежнем звании. Теперь Лаврентий Алексеевич ходил в крейсерские плавания на фрегатах "Кастор" и "Александра". Кронштадт, в окружении льда, каждую зиму застывал в изоляции, словно отрезанный от света, хотя, казалось бы, до Петербурга и рукою подать. Офицеры, лишенные общества, мучаясь в гарнизоне острова безысходной тоской, сходили с ума - без женщин и удовольствий большого света. Загоскин глушил тоску неустанным чтением, сам начал писать. Скоро столичный журнал "Сын Отечества" напечатал его "Воспоминания о Каспии".

- Господа, - говорили зевающие от скуки офицеры, печально озирая массивные льды, окружавшие Кронштадт, - да ведь так и с ума можно сойти.