Рефлекс змеи (Отражение)   ::   Фрэнсис Дик

Его лицо покрылось потом. Он просто не мог поверить.

— Вы хотите сказать... это все будет продолжаться... и продолжаться...

— Верно.

— Но вы не можете!

— Я думаю, что это вы убили Джорджа Миллеса. Вы явно пытались убить меня. Вы чуть не убили моего друга. Почему вы думаете, что я не захочу отомстить?

Он уставился на меня.

— Я прошу очень немногого, — сказал я. — Время от времени будете писать несколько слов — только и всего.

— Не моей рукой, — в ужасе сказал он.

— Нет, вашей, — решительно ответил я. — Чтобы было написано правильно, без ошибок и прочего. Вы не беспокойтесь, с вами ничего не случится. Я обещаю, что никто никогда не найдет, откуда поступает информация. Никто никогда не узнает, что все идет через меня. Ни ваше, ни мое имя никогда не будет упоминаться.

— Вы... вы уверены?

— Уверен.

Я вынул маленький блокнот и фломастер.

— Пишите, — сказал я. — Имя вашего поставщика.

— Не сейчас, — заколебался было он.

— Почему нет? — спокойно спросил я. — Покончим с этим. Садитесь.

Он сел за один из своих хромированно-стеклянных кофейных столиков в совершенном оцепенении. Он написал в блокноте имя и адрес.

— Подпишите, — мимоходом сказал я.

— Подписать...

— Конечно. Ваше имя.

Он написал: Лэнс Киншип. А затем, ниже, с росчерком, добавил: кинорежиссер.

— Прекрасно, — ровно произнес я. Взял блокнот, прочел то, что он написал. Иностранная фамилия. Лондонский адрес. Одно щупальце под топором.

Я сунул в карман документик, который в следующем году снова заставит его покрыться испариной... и еще через год, и еще. Этот документ я засниму и спрячу.

— Все? — оцепенело выдавил он.

— Пока все, — кивнул я.

Он не встал, когда я ушел от него. Так и остался сидеть на своем черном лакированном стуле в футболке и белых брюках, ошеломленный, онемевший, уставившись в никуда.

Ничего, самоуверенность к нему вернется. К этим квазитворческим личностям она всегда возвращается.

* * *



Я вышел на улицу, туда, где ждали меня Клэр и Джереми, и немного постоял на морозном воздухе, прежде чем сесть в машину.

“Жизнь большинства людей, — думал я, — не касается глобальных вопросов, а состоит только из решения насущных проблем. Она не касается великих задач спасения человечества — только создания порядка в одном каком-нибудь месте, в малых делах контроля и поддержания равновесия”.

Ни моя жизнь, ни жизнь Джорджа Миллеса никогда не решали судеб наций, но наши действия могут изменить жизнь отдельных людей, и мы это сделали.

Та неприязнь, которую я испытывал к нему живому, была несовместима с тем расположением, которое я испытывал теперь к нему мертвому. Я понял его мысли, его намерения, познал его веру. Я разрешил его загадки. Я выстрелил из его ружья.

Я сел в машину.

— Все в порядке? — спросила Клэр.

— Да, — ответил я.