Сказание о флотоводце   ::   Вадецкий Б

Болгарин влез на крышу и, поклонившись, сказал ему о русском моряке, ожидающем внизу. Турок приподнялся и крикнул парламентеру по-русски, стараясь придать зычному своему голосу оттенок вежливости и доброты:

- Ступай, пожалуйста, сюда.

Унтер послушался. Обрадовавшись концу своих странствований, он тут же передал старику, что поручил Нахимов сказать жителям города.

Турок кивал головой, ястребиным немеркнущим оком зорко следя за моряком, как бы проверяя, не присочинит ли тот что-нибудь от себя, и обещал сейчас же ехать к судье и казначею города.

- Я знаю, где они, - прибавил он. - Я все знаю, не беспокойся.

Парламентер отходил со своим спутником от дома Гаджи-Эффенди, когда из его двора стремительно выехала коляска, обитая снаружи красным бархатом, с нелепым изображением якорей на дверцах.

Болгарин сказал, усмехнувшись:

- Капитан найдет кого надо... Я знал, к кому тебя привести.

С берега уже не доносились залпы. Где-то горели дома, и дым заволакивал небо, но купец по-прежнему сидел с кораном в руках, женщины все так же шептались у колодцев, и никто не бежал спасать город.

Вечерело, и унтер спешил к берегу. Он шел теперь облегченно и радостно, еще не зная, как доберется до своих, но преисполненный насмешливой уверенности в том, что ничто не помешает ему покинуть этот старинный, сейчас запуганный город. Но болгарин не уходил и вел его к замку Митридата, улыбаясь и ничего не объясняя. И вот на склоне горы их окружили шумной ватагой крестьяне, одетые так же, как стрик-болгарин, только в руках у них, кроме длинных кнутов, были длинные кремневые ружья и турецкие сабли, а за плечами в складках башлыков торчали бусоль в тряпице, трут и лепешки.

- Куда ты ведешь его, Петро? - кричали они, изумленно разглядывая моряка. - Где русские?

- Один он! Видите - один, - ревниво отвечал болгарин с таким видом, словно боялся, как бы не оттащили от него моряка, ставшего теперь не то его гостем, не то пленником.

- Один! - повторили в толпе огорченно и, заметив белый флажок, свернутый в руке унтера, зашумели:

-Ты, Петро, не шути. То ж он из квартирмейстеров, вперед послан, а может - с вестями...

- С вестями! - подтвердил унтер, и как бывало на корабле, когда досаждали ему новички с вопросами, выпрямился вдруг и скомандовал: - А ну слушайте же!..

И тут же подумал, что стоя говорить неудобно, и предложил:

- Может, присядем на травке-то.

Он первый опустился на землю, и за ним в тесный круг расположились, позвякивая оружием, остальные. Старик болгарин, приведший моряка, хранил молчание; он подложил под себя камень и теперь возвышался над всеми, явно желая, чтобы все помнили о нем, приведшем сюда моряка.

- Адмирал наш Нахимов воюет на море, - начал унтер, - и шлет свой поклон всем, кто на турецкой земле чтит нашу веру и любит наше отечество, но велел передать, что города не тронет и никому ущерба не причинит. И городу Синопу как был он турецким, так и оставаться...

- Вот горе-то наше! И адмирал не за нас! - неожиданно услышал унтер горестное восклицание и поймал обращенный к нему блуждающий взгляд старика болгарина.

- Турок бьет, а нас не жалеет! - протянул кто-то в обиде.

- Братья, - понял невольную свою ошибку унтер, - не с того я говорить начал. Адмирал наш, Павел Степанович, любит вас и жалеет, но город объявить русским не властен. С турками он дерется на море, а вот подождите - очнется султан от синяков, которые Нахимов ему наставил, пойдет на нас с суши, а тут мы еще раз побьем его и вынудим: отпусти, скажем, болгар и сербов... А будет нужно - отдай нам город Синоп.

- Сколько ждать, служивый? - почтительно произнес бородатый старик в темной сербской шинели, перехваченной узким ремешком с латунной застежкой, - в одежде, которую носили еще при царе Милоше.