Сосунок   ::   Круглов Александр

-Четвертый, Леонтьев звонит!

-- Чего ему?-- пробасил, заторопившись на зов, командир.

-- Танки в батальоне уже! И самолеты опять! Людей почти нет!

К блиндажу подскочил и этот уже -- полненький, невысокий, в очках. И merepoekhbn, по-прежнему суетясь, стал причитать:

-- Пора, пора матросов... Матросов, матросов надо вводить! А то прорвутся сюда!

-- Не паниковать! Рано матросов!-- тяжело, по-бычьи содрогаясь на бегу всем своим крупным, налитым упорством и мощью недюжинным телом, чуть не подмял его под себя комполка.-- Тыловиков сперва мне. Тыловиков! Ездовых, поваров, всех снабженцев, старшин! Всех, всех под ружье!-- резко отрубил он увесистым кулаком.-- А матросов... Смотри мне! Без моего приказа матросов не трогать! Их в последнюю очередь мне!

В самый последний момент!-- И по каменистым сыпучим ступеням вниз скатился, в блиндаж.

А в очках, в новенькой, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы гимнастерке, уже суматошно, просительно призывал:

-- Связной! Морошкин, Морошкин! Да где ты там?.. Связного ко мне!

И, не дожидаясь, пока тот появится, ринулся сам к аппарату -- тут же, над ступеньками, в нишке окопной стоял. Завертел рукоятку, трубку сорвал с рычагов. Стал в нее что-то орать.

Тем временем тот, с автоматом и с "кубарями", что сверху бежал, с ходу выскочил на бруствер траншеи взвода охраны и рысцой, подпрыгивая, затопал по рыхлой, еще не слежавшейся известково-белой земле, проваливаясь в ней своими легкими, истоптанными вконец сапогами, осыпая в траншею, на дно, на головы и спины солдат комья земли и камней. И продолжал на бегу истошно орать:

-- Артиллеристы!.. Кто артиллеристы, батарейные здесь? Расчет нужен! Нужен наводчик!-- Кинул рукой в сторону кипевшего в лязге и грохоте уже близкого боя, остановился, ожидая ответа.-- Ну, живо, живо! Кто здесь из пушки умеет стрелять? Из противотанковой пушки!

А там, куда он показывал, будто вулкан клокотал. По краю неба, в тучах дыма и поднятой в воздух земли носились, взмывая и падая, с воем какие-то черные тени. Со склона овражка, где закопался капэ, видать их было плохо. Однако известно какие: "юнкерсы", скорее всего, а может, и "мессеры". Бой все ближе, громче ревел, накатывал, словно горный неотвратимый обвал. Вотвот сюда докатится, до капэ. И сжимались, сжимались сердца у солдат взвода охраны: неужели не сдержат их там -- на первом, на промежуточных рубежах, прорвутся и сюда фашистские танки? И бились, бились в них, собирая все силы измотанной плоти, всю изворотливость и ловкость ума, исступляя все чувства, уже устоявшиеся и привычные для каждого,-- ожидание, неизвестность и страх. И все, все подчиняя себе -- все! -- как всегда, побуждали их упорно и жадно искать небезопаснее, ненадежнее место. Но, конечно, лишь до дозволенной, допустимой приказом и долгом солдатским черты. Если не хочешь и ты быть расстрелянным. И верилось, очень верилось, что нет, не прорвутся фашисты сюда, что кто-то другой их там остановит. И это, думалось, счастье, удача, что мы попали нынче сюда, в охранение штаба полка и не всех нас, не всех, слава богу, а лишь батарейных, артиллеристов разыскивают. Только их, чтобы немедленно бросить в кипящее уже близко сражение. Всезнайка бежит, а незнайка лежит... Вот и пускай туда их -- этих, которые из пушки умеют стрелять, которых разыскивают. Прямо сейчас, из этой, покуда безопасной, спокойной траншеи и -- в самое пекло. А мы, пехота ружейно-обмоточная, крысы окопные,-- мы повоюем пока лучше здесь, у капэ. А с "кубарями" злее еще:

-- Ну, живо, живо! Признавайтесь!-- орал во всю глотку.-- Кто батарейные здесь, кто здесь наводчик? В траншеях застыли. Молчок.

-- Трое, трое вас здесь! Или сколько вас там?.. Из батареи которые! Найду все равно!

Нет, не признается никто: никто не хочет по своей воле под пули, снаряды и танки.