Тысяча женихов и невест   ::   Григорьев Сергей Тимофеевич

Стол, накрытый сукном, письмоводитель во фраке с длинными фалдочками, писаря и, наконец, духовное лицо - все говорило, что тут открывается важное присутствие.

Девушка и парень стояли перед столом. Писаря развернули тетради списков и ждали приказаний. Дьячок, оседлав очками нос, пробовал, достаточно ли в песочнице сухого песку, чтобы присыпать написанное, хороши ли чернила и не брызжет ли перо. Перед дьячком лежала закрытая книга. Дьячок, видимо, был в беспокойстве.

Опекун обратился к девушке с расспросами: кто она, где жила и чем занимается после обучения в Воспитательном доме. Девушка плакала и на все вопросы отвечала рыданиями. Редко плачущая женщина бывает привлекательна, но девушка так очаровательно закрывала лицо кружевным платочком, так бессильно падали потом вниз ее обнаженные тонкие, точеные руки, что все ею любовались, не исключая дьячка, привыкшего, впрочем, к женским заплаканным лицам под венцом.

Суженый девушки хмурился и молчал, пока его еще не спрашивали. Имя суженой надлежало разыскать в одном списке, в другом списке - имя его и затем начать их именами новый, третий список, чтобы соединить эти имена навеки. Но никто не знал имени девушки, она упрямо отказывалась себя назвать. Комиссионеры становились в тупик.

- Спросим парня - быть может, он знает что-либо о ней, - предложил Друцкой, сочувственно смотря на девушку.

- Как же не знать! Они нам очень хорошо известны, - ответил парень на обращенный к нему вопрос опекуна.

- Ты знаешь ее имя?

- Как же не знать, знаю. Зовут ее по-нашему Лейлой, а господа звали Леилой.

- "По-нашему"!.. Что это означает?

- Да так все ее у нас звали.

- Где "у вас"?

- А на дворе господ Гагариных. Они, вот эта самая Лейла, у господ Гагариных на театре танцевали. Теперь, как Лейла оказала молодому господину Гагарину непослушание в понятном деле, то его сиятельство, обыкновенно, приказал отправить ее на конюшню. Мне и было приказано ее немножко постегать. Но не смог я, ваше сиятельство. Отказался.

- Как же ты смог ослушаться? - воскликнул опекун.

- Сердце загорелось, ваше сиятельство. Да ведь мы не крепостные царские дети!

- Что же сделали с тобой, любезный?

- Что? Известно, постегали и меня.

- Как же, раз ты не крепостной?

- Да ведь барин наш тем и известен, что у него на конюшне и купцов парывали.

- Что же ты помог ей, что отказался?

- Нет, ваше сиятельство. Охотники на это всегда найдутся. Я на одной скамейке - они на другой. Тут она мне и показалась. Не заплакала, не кричала. Да еще и после того - на дворе всем хорошо известно - они молодому барину покориться не пожелали...

- Как это возможно, князь! - воскликнул Друцкой, обращаясь к опекуну. - Возможны ли подобные происшествия? Ведь эта девушка воспитанница императрицы и отнюдь не крепостная Гагариных.

- Не станем в этих подробностях разбираться, - слегка поморщась, ответил опекун. - Нам достаточно знать, кто она... Памфилов, - обратился опекун к письмоводителю, - прикажите разыскать в списках, кто эта Лейла.

Вскочив, письмоводитель растерянно ответил:

- Я уже весь список пересмотрел. Это невозможно, ваше сиятельство: в списках только те заключены имена, под коими эти люди значились в Воспитательном доме. Полиция, выполняя срочный приказ, действовала впопыхах...

- А разве вы не делали им перекличек?

- Неоднократно. Выкрикиваем имена, а кто отвечает "здесь" - в толпе, из тысячи людей состоящей, приметить невозможно. Народ этот склонный к шалостям. Среди них немало фабричных. Писарь кричит: "Марфа Егоровна!", а отвечает басом мужик: "Здесь Марфа!" К счастью, по случаю, этот мужик знает девушку, и можно, если прикажете, ваше сиятельство, навести справку у домоуправителя господ Гагариных в Москве.

- Это мы можем сделать потом. А пока запишем так: "Временно Л е й л а", а засим оставим пробел и впишем ее подлинное имя по справке. Все равно ей надлежит изменить прозвание...